Драконий жребий

Голобокова Мария

— Зачем ты здесь? — услышала я свой голос, словно наблюдала за происходящим со стороны. Надрывный и испуганный тон, тщательно скрываемая, однако всё же заметная дрожь.

Но страха — яростного, сбивающего с ног, заставляющего бежать и прятаться… такого страха не было.

Было непонимание.

— Проверить, как идут дела, — он слегка пожал плечами. — Прошло достаточно времени. Пора бы и узнать, чем обернулся твой успешный побег.

Ах, верно. У нас заходила речь об уроках, и строгий учитель пришёл проверять, насколько хорошо усвоился предыдущий материал.

Шрам,

как назло, заныл и зачесался.

Я села на табурет и аккуратно спустила Шада на пол, сложила руки на коленях и обняла одну ладонь другой, чтобы хоть как-то унять зуд. Правую кисть свело, неприятное ощущение отдавало в локоть и постепенно ползло выше — к плечу, ключицам, шее, стиснутой челюсти.

Шад уселся у моих ног, сверля Рюдзина взглядом. Храбрый пёс Тотошка — не иначе. Ананта, тогда, выходит — Людоед, от которого меня пытались защитить? Пока не подоспели Дровосек и Страшила… Или Варша — Лев?..

Не важно. На волшебника из Изумрудного Города сидевший напротив меня дракон всё равно не походил. Скорее — злая волшебница Гингема, у которой надо забрать серебряные башмачки, чтобы мигом вернуться домой.

— Зачем ты создал драконов? — спросила я.

— У всего своё предназначение, — Рюдзин клацнул веером и скрыл половину лица. На меня смотрели два холодных изумрудных глаза.

— Верно. Я об этом же. Ты не стал бы делать это из… праздного интереса. Зачем?

— Почему не стал бы? — хмыкнул дракон и склонил голову к плечу. Его глаза засветились, волнообразно замерцали, гипнотизируя и пугая одновременно.

— Так какое у драконов предназначение? — сощурившись, нашла в себе силы не отступить.

— Опять не тот вопрос, — поморщился он.

Я вспомнила наш с ним разговор и внезапная догадка ударила по виску сильнее всякой мигрени. Рюдзин преобразовывал хширасс в драконов и изучал, а вот меня… точнее, моё тело в этом мире — создал с нуля. Не переделал кого-то, не дал силу, не избавил от необходимости следовать законам. Не слепил из того, что было, а взял чистый пластилин.

— Зачем ты создал… меня? — выдавила я и пошевелила языком во рту, чувствуя, как всё внутри пересохло — не только нёбо, но и горло, а лёгкие словно сжались.

— Уже лучше. Похвально, — убрав веер, Рюдзин счастливо зажмурился. — Ты — маленький атомный реактор.

Озадаченно хлопнув глазами, я зачем-то опустила взгляд и посмотрела на свою грудь.

Внутри меня пряталась собственная Грань. Я не могла ей пользоваться, не могла призвать магию, но источник — был. Неиссякаемый, бездонный колодец.

Так он говорил раньше.

— Знаешь, в чём проблема путешествий между осколками? Разумеется, нет. Не дёргайся, — внезапно речь Рюдзина сделалась чуть теплее и живее, — я не жду от тебя ответа или попытки что-то понять. Самый простой способ перемещения — порталы. Создать прокол в одной точке и в другой, привязать нить к двум разным местам и стянуть их. Если прикладывать этот способ к перемещению между мирами, возникает проблема недостатка энергии, чтобы сделать прокол на выходе. Ей просто неоткуда там взяться, потому что чем дальше мир от изначального — тем меньше в нём магии.

Он облизнул нижнюю губу и наклонился вперёд, коснувшись сложенным веером моей руки.

— Всё, естественно, куда сложнее, чем два прокола, — продолжил дракон. — Ткань реальности одного мира, ткань реальности другого… Ассоциативное мышление позволяет упростить объяснения и свести всё к чему-то более простому — дырки и нитка. И определённо существуют другие способы перемещений между мирами, но пока мне бы хотелось проверить самый простой. С чего-то начать. Понять, как выглядит другая ткань.

— Поэтому… поэтому ты не препятствуешь моему возвращению домой? — осенило меня. — Я вернусь к себе и стану там источником?

— И да, и нет, — помахал рукой Рюдзин, скорчившись так, будто ему под нос подсунули что-то дурнопахнущее. — Не заморачивайся. Сейчас я здесь для другого.

Он откинулся назад, поднял взгляд к потолку, постучал веером по подбородку… скосил на меня изумрудный глаз. Не знаю, почему у меня не выходило отвернуться, почему я так жадно наблюдала за каждым его жестом. Словно в этом таилась разгадка возвращения домой.

— Я сниму с него ошейник и помогу, — ухмыльнулся Рюдзин, — если Шад расскажет тебе, за что попал в рабство.

Шад неожиданно рванул вперёд, но был остановлен жёстким пинком дракона и отлетел куда-то под стол. Я не дёрнулась к другу только из-за того, что Рюдзин пригвоздил меня взглядом.

Все пользуются его помощью, а мне — нельзя?.. Обида вспыхнула и захлестнула, поглотив и страх, и беспокойство за Шада.

Медленно, то и дело поглядывая на дракона, я слезла с табуретки и вытащила кота из-под стола. Осмотрела его, прижалась к нему щекой и прошептала:

— Давай согласимся. Прошу тебя.

Отстранившись, мы какое-то время играли с ним в гляделки. Шад привычно щурился, явно не одобряя даже временный союз с заклятым врагом, но… всё-таки сдался. Прикрыл глаза, потянулся ко мне носом, боднул башкой и, вывернувшись, залез на плечо. Боясь его уронить, к Рюдзину я повернулась осторожно и в чём-то величественно.

— Хорошо, — почувствовав, как сердце ухнуло в живот, сказала я. — Пожалуйста, помоги нам.

Рюдзин вспорхнул с кровати, молниеносно схватил Шада за шкирку, а меня — за запястье. Я не успела испугаться. Вокруг заплясал серебряный вихрь, вместе с вдохом в меня протиснулось что-то плотное и текучее. И когда всё закончилось, я наклонилась вперёд и закашлялась, будто наглоталась воды после неудачного прыжка в воду. Носоглотку, по крайне мере, жгло похоже, а во рту появился солоноватый привкус.

Мы стояли в тени деревьев, на краю пыльной, заросшей и несомненно старой дороги, по которой раньше ездили телеги — две характерные колеи тянулись в разные стороны. Солнце слепило куда ярче, чем над Корбеником, и нестерпимо жарило — воздух дрожал над раскинувшимся лугом, в глубинах которого стрекотало бесчисленное полчище кузнечиков. За зелёными просторами темнела кромка леса, за нашими спинами тоже простирался лес — хвойный и тёмный, с несколькими пятнами просветов, где виднелись поваленные деревья.