Драконов не кормить
Шрифт:
– Оказывается, я отвык от трав Донкернаса. В Чекуане травы совсем не такие, в Чекуане они сочные и высокие, а в них стрекочут кузнечики. Надеюсь, мне ещё доведётся увидеть травы Чекуана. Я привык к ним.
Или:
– Вы ведь понимаете, что Донкернас – очень некрупный замок? Вам бы узреть жилище Алтеи, дочери Хоронуса, о, её замок – это целый город, ажурно сплетённый притом. Да уж, люди в Чекуане умеют строить, не то что эльфы.
А ещё бесконечное:
– Как говорил один человек, когда мы путешествовали по Чекуану… – и далее следовала какая-нибудь расхожая
По мнению Илидора, Куа сделался ещё более раздражающим, и золотой дракон просто не мог не закатывать глаза или не хлопать крыльями очень громко всякой раз, когда Куа изрыгал эту чушь, и, разумеется, в стене между ним и эфирными драконами из-за этого нарос очередной слой.
Зато Илидор с мрачным удовлетворением отметил, что Даарнейриа старательно и сердито не замечает Куа, – видимо, в поездке он основательно достал её. Но Илидора она почему-то избегала тоже, до того ловко, что он сначала принимал это избегание за цепь досадных случайностей. И вообще Даарнейриа пропадала где-то в замке чаще, чем выбиралась в холмы Айялы.
Неожиданно для всех и, возможно, для себя самой, драконица сошлась с Рратаном – с совершенно невыносимым нынче, неразговорчивым и мрачным Рратаном, которого словно подменили после побега Кьярасстля. Однако он пошёл на контакт с Даарнейрией, хотя и не сразу.
Нельзя сказать, что он стал весёлым или болтливым – нет, Рратан по-прежнему походил на насупленный ядовитый туман, но уже не такой едкий, как до возвращения Даарнейрии. Почти всё время они проводили где-нибудь в укромных уголках Айялы, среди зарослей сиреневых кустов или затерявшись в складках северных предгорий, или в одном из заброшенных земляных домиков, что иногда строили, а потом забрасывали старые драконы. В полдень они летали в небе вдвоём, в сторонке от всех остальных, и гибкая красная лента танцевала вокруг массивного коротколапого ядовитого дракона. Ночевали они в одном из таких домиков, а если ночь выдавалась дождливой – тогда в спальном крыле, на соседних лежаках, держась за руки.
Однако на Рратана Куа почему-то не бросался изливать свои ревнивые претензии, а вместо этого продолжал ненавидеть Илидора, который тоже, между прочим, был не в большом восторге от выбора Даарнейрии. Развилка на дереве бубинга оставалась очень удобной и совершенно незанятой. Илидору легко было представить на ней Даарнейрию, но не любую другую молодую драконицу – к примеру, ледяную Яэлошшту или очаровательную ядовитую Шеварру. Та тоже ходила мрачной: Даарнейриа лишила её общества Рратана, и у Шеварры на этот счёт было много ядовитых реплик и испепеляющих взглядов.
Даарнейриа на них лишь мимолётно-пренебрежительно кривила губы и ускользала пляшущей лентой куда-нибудь, где был Рратан, а Шеварры, наоборот, не было.
Глава 10
«Мы, старейшие – те ещё перечники, вечно пререкаемся между собой, но вот в чём мы все согласны: раз уж нам случилось так вляпаться, то стоит заткнуться, стиснуть зубы
Холмы Айялы, первый день сезона горького мёда
За короткое время, отведённое сейчас на полёты, Илидор не успевал израсходовать всю накопившуюся энергию, к тому же в воздух в это время поднималось довольно много драконов, развернуться негде. Как ни велика Айяла, а дракону нужно больше, ещё больше простора.
Очень хотелось верить, что этот учёный гидролог, выписанный из Ортагеная, сумеет решить проблему с водой. Сейчас, как поговаривали, этот эльф изучал водные жилы где-то на северо-востоке домена.
Однажды Илидор поднялся повыше, под самую «крышку», рискуя задеть её крыльями и покатиться кубарем вниз. Поднялся, закрыл глаза и сделал вид, что тут нет никаких других драконов, принялся орать, вопить, кувыркаться в воздухе, и тогда наконец почувствовал, как разжимаются тиски вокруг его груди, как распахивается горло навстречу новой песне – про бесконечную свободу и бескрайнее небо, и про то, что самое лучшее на свете – это просто быть драконом, который способен на что угодно только потому что он так…
Хлёсткий удар по шее вышвырнул Илидора из состояния вопящего во всю глотку счастья, золотой дракон от неожиданности кувыркнулся в воздухе, со злобным рявком обернулся к тому, кто хлестнул его хвостом, и поток встречного воздуха едва не выкрутил ему крылья в этом развороте.
Перед Илидором, слегка помахивая крыльями, висел окостеневший сугроб и смотрел на золотого дракона пронзительными белыми глазами.
– Прекрати, – велела Хшссторга тоном, от которого подмораживало кишки. – Прояви уважение, глупый дракон, ведь не все головы полны этой юной придурью.
И старейшая развернулась-упала в нисходящий водный поток, как рыба, подныривающая под волну.
Илидор смотрел на белую драконицу, смотрел на других драконов, кружащихся в небе, и пытался осознать, что он только что услышал.
Хшссторга поняла, о чём он пел. И вдобавок Хшссторга рассердилась, как будто он пел не для себя и не о себе, как будто он попытался вытащить из глубины её памяти её саму, молодую и весёлую драконицу с головой, полной «юной придури», если, конечно, Хшссторга когда-либо была молодой и с придурью, что почти невозможно.
В голове Илидора бубухали маленькие каменные обвалы – прозрения.
Он может влиять на мысли других? Именно это поняла драконица в тот день в машинной, когда сказала ему: «Ты не понял, чем владеешь»?
Именно поэтому Ахнир Талай позволил ему переночевать в спальном доме в Квафе – потому что Илидор напевал, думая об этом? И вот почему происходили те мелкие странности, когда рядом с драконом кто-то произносил нечто созвучное его собственным мыслям, которые он катал туда-сюда по голове, мурча себе под нос какой-нибудь мотив?