Драконы осенних сумерек
Шрифт:
И вдруг… Танис резко сел: блаженного ощущения как и не бывало, наоборот — точно невидимая рука стиснула его горло. Там, впереди, навстречу восходящему солнцу змеились толстые столбы жирного черного дыма!.. Вскочив, Танис подбежал к Речному Ветру и осторожно тронул его за плечо, пытаясь разбудить варвара и не потревожить при этом Золотую Луну.
— Тихо!.. — шепнул Танис, предупреждающе прижимая палец к губам и кивая на спящую девушку. Речной Ветер заморгал спросонья, но заметил мрачное выражение лица полуэльфа, и остатки сна тотчас слетели с него. Он бесшумно поднялся и, оглядываясь, пошел за Танисом.
— Что происходит? — шепнул он. — Мы — на Равнинах Абанасинии, и до гор Восточной Стены еще почти день пути. Моя деревня к востоку отсюда…
Танис молча вытянул руку к востоку, и Речной Ветер умолк, а потом хрипло, отчаянно вскрикнул, заметив дым. Золотая Луна тотчас проснулась. Приподнявшись на локте, она нашла глазами Речного Ветра, и сонное недоумение в ее взгляде сменилось растущей тревогой. Оглянувшись, она наконец увидела, что же так ужаснуло его.
— Нет, — прошептала Золотая Луна. И закричала: — Нет!.. — Вскочила и торопливо принялась собирать рассыпавшиеся вещи.
Ее крик разбудил всех остальных.
— Что?.. — так и подскочил Карамон.
— Деревня, — негромко пояснил Танис, указывая рукой. — Их деревня горит. Кажется, эти армии движутся быстрее, чем мы предполагали…
— Не в том дело, — сказал Рейстлин. — Помнишь, что говорили жрецы-дракониды? Они, дескать, проследили путь жезла до деревушки на Равнинах…
— Мой народ… — пробормотала Золотая Луна. Силы внезапно оставили ее, и она обмякла в объятиях Речного Ветра, неотрывно глядя на дым. — Мой отец…
— Ну что ж, надо идти. — Карамон беспокойно озирался по сторонам. — А то отсвечиваем тут, точно самоцвет в пупке танцовщицы…
— Да, — сказал Танис. — Надо убираться отсюда. Но куда? — спросил он Речного Ветра.
— В земли кве-шу, — голос Золотой Луны никаких возражений не допускал. — Нам все равно в ту сторону. Горы Восточной Стены начинаются как раз за моей деревней…
И она зашагала вперед, раздвигая высокие травы. Танис оглянулся на Речного Ветра.
— Марулица! — окликнул тот принцессу. Догнав Золотую Луну, он поймал ее за руку. — Никх пат-такх мерила?! — проговорил он сурово.
Она посмотрела на него снизу вверх, и в утреннем свете ее глаза были подобны синему льду.
— Нет, — проговорила она решительно. — Я иду в мою деревню. Это мы с тобой виноваты, если там что-то случилось. И пускай нас там ждут хоть тысячи этих чудовищ. Я умру вместе с моим народом… так, как мне надлежало…
Ее голос сорвался. У Таниса, смотревшего на нее, сердце защемило от жалости.
Речной Ветер обнял Золотую Луну, и они вместе пошли навстречу восходившему солнцу.
Карамон прокашлялся.
— Надеюсь, их там все-таки не тысячи, — буркнул он, вскидывая на плечо оба дорожных мешка — брата и свой. — Погодите-ка! — воскликнул он изумленно. — Да они полнехоньки!.. — Заглянул в мешок и радостно объявил: — Еда! На несколько дней! И… эге, мой меч снова в ножнах!
— Хоть об этом волноваться не надо будет, — мрачно подытожил Танис. — Ты в порядке, Стурм?
— Да, — ответил рыцарь. — Этот сон пошел мне на пользу.
— Значит, вперед! Флинт, где Тас? — Обернувшись, Танис едва не налетел на кендера, стоявшего как раз у него за спиной.
— Бедненькая Золотая Луна, — тихо сказал Тас.
Танис похлопал его по плечу:
— Может, еще не все так плохо, как мы тут вообразили… — И полуэльф двинулся следом за варварами сквозь волнующиеся травы. — Может, воины отогнали их прочь и то, что мы видим, — дымы победных костров?..
Тассельхоф вздохнул и поднял на Таниса большие карие глаза.
— Ох и скверный из тебя лгунишка, Танис, — сказал кендер. Он уже предчувствовал, что это будет долгий, долгий денек.
Сумерки… Бледное солнце спускалось за горизонт. Отгорел золотой закат, сменившись бесприютной ночной темнотой. Сбившись в тесную кучку, спутники жались к огню… но на всем Кринне не нашлось бы костра, способного отогреть их заледеневшие души. Никому не хотелось разговаривать; все молчали, уставившись в огонь, пытаясь понять то, что им довелось нынче увидеть… пытаясь осмыслить бессмысленное.
Танис в своей жизни повидал немало ужасного… Но разгромленная деревня кве-шу вечно будет стоять перед его мысленным взором как символ насилия и горя, причиняемого войной.
Когда он начинал вспоминать, ему всякий раз представали лишь разрозненные картины; охватить целое разум отказывался. Особенно же ярко ему почему-то запомнились оплавленные камни. Они так и стояли у него перед глазами. А сновидения добавляли обугленные тела, застывшие между дымящимися камнями…
Каменные стены, величавые храмы, просторные дома и мощеные дворы перед ними — все это оплыло, точно масло в жаркий летний денек. Камни еще курились, хотя с момента нападения прошло, по-видимому, уже более суток. Как если бы все поселение разом объяло добела раскаленное, испепеляющее пламя… Но кто видел на Кринне огонь, способный расплавить скалу?..
Еще ему помнился какой-то скрип. Услышав этот звук и удивившись ему, Танис с упорством маньяка принялся выяснять, откуда же он идет… единственный звук, раздававшийся в безмолвных руинах мертвого поселения. Танис бежал и бежал на этот скрип, а потом увидел, откуда он доносился. И кричал, призывая остальных, пока они не собрались к нему. И не встали рядом, глядя на остатки расплавленной площади.
Каменные потеки волнами застыли у ее краев. А посередине — среди выжженной травы — высилось грубое подобие виселицы.