Драконы севера
Шрифт:
— Ты не отказываешь мне окончательно? У меня есть надежда?
— Надежда есть всегда, пока мы живы….
Глава 23
Доротея родила мне дочь прямо в ночь Рождества. На праздничном ужине у нее отошли воды и начались первые схватки. На руках графиню отнесли в теплую спальню, где ее ждали повитуха и две служанки с горячей водой и стопой полотенец наготове.
Габриель и я остались
Повитухе мое присутствие ужасно не нравилось, но что она могла сделать против короля?
Я сидел рядом с Доротеей лицом к лицу и держал ее за руку. Ее лицо обильно потело. Зрачки расширились. Она кусала губы, но стоически переносила боль. Я мог бы избавить ее от боли, но как это сказалось бы на ребенке? Я не решался вмешиваться…
Габриель сидела по другую сторону постели и вытирала пот со лба графини и подавала ей воду.
— Держись, малышка, я с тобой… Все будет хорошо…
Я шептал Доротее успокаивающие слова.
Бедняжка металась от боли.
— Не оставляй меня… не оставляй… Грегори… помоги мне…
Она прокусила губу, и струйка крови потекла на подбородок.
За моей спиной между широко расставленных ног графини старая повитуха была наготове.
— Тужься, девочка! Тужься!
Она стала тужиться и завизжала от боли, безобразно разинув рот. Я увидел ее язык и глубоко розовое горло. Слезы текли из глаз. Потная, с багровым лицом, эта вопящая в панике женщина была мне не знакома. О, боги, хорошо, что я не женщина! — мелькнула мысль.
Этот кошмар продолжался целый час. Она то тужилась и визжала и орала во все горло от боли, но схватки отступали, и она приходила в себя и пыталась улыбаться искусанными губами.
Мое сердце разрывалось на части от жалости. Я сам взмок от пота и готов был тужиться вместо нее, лишь бы все быстрее завершилось. Глубоко в душе я жалел о том, что решился присутствовать при родах. Женщины слишком дорого платят за радости любви! Боль, что претерпевала Доротея, была сродни агонии. Но агония не длится часами!
Она стискивала мою руку до боли с неожиданно возникающей силой.
— Еще немного, девочка! Головка младенца уже показалась!
Не выпуская руку Доротеи, я обернулся. Ее сорочка сползла давным-давно вниз к груди, обнажив вздутый бугор живота. Между широко раздвинутых бедер появилась темная выпуклость в алых пятнах крови. Она росла на глазах. Доротея взревела как дикий зверь, и ее ногти вонзились в мою руку.
Действительно, появилась головка ребенка. Сморщенное багровое личико с зажмуренными глазами… маленькое плечико, пухленькая ручка… Повитуха приняла младенца на свои широкие ладони. Багрово–синяя пуповина растянулась уродливой веревкой. Слава богам — это человек, а не дракон!
Доротея смолкла. Ее ляжки мелко дрожали, блестя от пота.
— Девочка, государь!
Повитуха продемонстрировала мне промежность младенца, покрытую белесым налетом. Моя дочь выглядела ужасно–багровой, в пятнах крови и слизи! Неужели мы все приходим в мир в таком виде?!
Повитуха забралась пальцем в рот младенца, очищая от слизи и, к моему ужасу, перевернув вниз головой, шлепнула по попке.
Новорожденная кашлянула и заревела басом.
От этого вопля я вздрогнул всем телом. У моей дочурки крепкая глотка…
— Слава, Господу! Все хорошо…
Я обернулся. Доротея еле-еле улыбалась мне.
— Ты молодец, малышка! У нас родилась дочь!
Я наклонился и поцеловал ее во влажный, солоноватый лоб.
— Хорошо…
Габриель нервно мне улыбалась — с другой стороны постели. Ее саму сотрясала легкая дрожь…
Я поднялся со стула, оставив руку Доротеи и принял из рук повитухи уже запеленатую дочь. Из-под век, в узкой щели глаз мелькнул золотистый зрачок. Беззубый ротик покривился.
Чудо рождения свершилось в моем присутствии… Кем ты будешь, моя дочь? Что суждено тебе увидеть и пережить?
— Государь!
Я передал младенца служанке и вернулся к постели.
Окровавленный послед с остатками пуповины уже лежал в серебряной вазе. Промежность Доротеи и простыни под ней густо заливала кровь. Она струилась из ее приоткрытого лона неостановимо, как ручей в половодье весной. Растерянная повитуха, бледная как полотно.
— Государь, она погибнет!
— Грегори, скорее, не стой столбом!
Левая ладонь легла на опавший живот, на ладонь выше голого лобка, а правую ладонью я закрыл прелести своей подруги. Струйки крови немедленно пробились между моих пальцев.
Запрокинутое белое лицо Доротеи, приоткрытый рот. Она умирала… Так, как Нелл, как моя мать… Но мой отец не был целителем!
Я сглотнул комок в горле и закрыл глаза.
Не иголки вонзились в мои пальцы — два голодных злобных пса вгрызлись в мои руки. Я задрожал и стиснул зубы. Доротея вытерпела больший кошмар, я тоже вытерплю…
Голодные псы сожрали мои кисти и взялись за запястья… Слезы сами собой текли из моих закрытых глаз.
Габриель \кто же еще?/обняла меня сзади, прижавшись к моей спине грудью, тесно-тесно. Ее руки обхватили мою грудь словно обручем, и псы с позором убежали. Ледяное онемение влилось в мои истерзанные руки… Это было блаженство — ощущать такое быстрое исчезновение боли!
Я наслаждался этим чувством, а также ощущением тесных объятий Габриель, пока онемение не растаяло так же как боль.
Открыв глаза, я медленно убрал руки с тела Доротеи.
Объятия магички разомкнулись.
— Не удивлюсь, если ты и ей вернул девственность, мой король… — шепнула она и шагнула назад.
Доротея лежала неподвижно, такая же бледная и потная, но спящая… Кровь больше не струилась страшным потоком. Дрожь с бедер исчезла. Я смог… Я спас ее…
Повитуха смотрела на меня круглыми от удивления и страха глазами.