Драконы войны
Шрифт:
— Конечно, почему же нет?
— И ты веришь, что старый Асгах теперь вручает души наших товарищей богу Гонго, чтобы тот поместил их в пещеры мертвых?
Мануэль был поразительно хорошо осведомлен. «Все это — книжные знания», — с тоской подумал Релкин. У него самого никогда не было достаточно времени, чтобы читать с тех пор, как он окончил три класса сельской школы. Он научился читать и считать, и это было практически все.
— Да, полагаю, что так. А куда, по-твоему, они отправляются?
Мануэль улыбнулся:
— В
Было невозможно узнать, действительно ли Гонго живет там внизу, ниже королевства гномов, глубже, чем пожиратели. Релкин чувствовал себя не в своей тарелке. По сравнению с Великой Матерью старый Гонго внезапно показался ему странным варваром. Как могло что-то, похожее на старого Гонго, вообще жить под землей?
«Мать пребудет во всех нас ныне, присно и во веки веков», — промелькнули слова литании в его голове.
Релкин подумал о старом Каймо, своем любимом боге. Вмешивался ли Каймо в битву? Кажется, нет. Это была на редкость тяжелая драка и очень длинная, под конец они перешли в наступление и обратили бесов в бегство. Они сделали все сами. Старый Каймо тут ни при чем. Во всяком случае, если он и сделал что-то, то при этом позволил бессмысленно погибнуть множеству людей. Релкин видел, как рыли могилы — их были сотни. Если Каймо отвечал за своих поклонников, то почему же он позволил убить старину Распа или, скажем, Брайона.
Все это казалось Релкину бессмысленным. Он был зол на бога и на самого себя за то, что упрямо цеплялся за эти древние верования.
Мальчик позаимствовал тележку, чтобы отвезти щит и шлем к кузнецу, а когда его вещи выложили в ряд для осмотра, взял свой арбалет и отправился на пустошь поохотиться и немного побыть одному. Он шел медленно, чувствуя слабость в ногах и общее недомогание. На пустоши он увидел кроликов, но, к несчастью, они тоже увидели охотника и тотчас же разбежались по своим норам, как только он приблизился к ним на расстояние выстрела.
На вершине холма, заросшего вереском, Релкин нашел место, откуда мог видеть полукруг из десяти кроличьих нор. Он спрятался в вереске и стал ждать.
Кролики были очень осторожны, но и голодны, и спустя некоторое время они стали нервно выглядывать наружу. Несколько раз высунувшись и снова спрятавшись, один кролик все-таки вылез и принялся щипать траву внизу у песчаной отмели. Постепенно зверек приблизился к месту засады. Релкин ждал. Ему не хотелось промахнуться. Раненый кролик мог спрятаться в свою нору и умереть под землей.
Наконец кролик сделал еще один прыжок в сторону засады. Парень прицелился и хотел было спустить тетиву, когда кролик внезапно дернулся, завизжал и умер, пригвожденный к земле
Неподалеку из зарослей вереска поднялся горец в кожаной одежде и обуви, он подобрал тушку и вытащил стрелу.
Релкин, возмущенный и злой, встал, готовый выругать горца, когда понял, что это была Эйлса, дочь Ранара.
— О, во имя древних пророков, — в удивлении воскликнула девушка, — ты напугал меня! — затем она заметила арбалет в его руках. — Ты что, тоже целился в него?
Его неудовольствие внезапно улетучилось:
— А, такой уж это выдался день, я полагаю. Мы израсходовали все свое счастье вчера.
— Мы добились великой победы. Отчего же так плохо на душе, Релкин?
И она думала о том же. Он мрачно улыбнулся про себя. Эйлса была готова к сражениям. Просто ей никогда не приходилось видеть так много смертей.
— Всегда печально, когда теряешь сразу многих. Все вдруг становится бессмысленным. Если люди погибают, кому важно, кто выиграл сражение? Но вскоре это чувство уходит, и ты вспоминаешь, что защитил невинных людей, которых враг обрек бы на вынашивание бесов. И ты вспоминаешь все, что ты слышал о врагах, и понимаешь, что должен бороться, даже если это унесет жизнь кого-то из твоих друзей. И даже твою собственную.
Она немного помолчала.
— Наверно, ты прав, Релкин. Меня огорчают потери, но одновременно я испытываю громадное удовлетворение от того, что мы разгромили этих ужасных бесов и проклятых троллей.
— И не только троллей и бесов, — с гневом сказал Релкин. — Там было много людей, сражавшихся на стороне врага. Капитан Идс и его солдаты захватили в плен нескольких наемников. Их всех допросят. А потом повесят.
В глазах Эйлсы промелькнуло пламя:
— Я бы сожгла их на костре.
Релкин кивнул. Наконец-то Эйлса стала прежней.
— Никто не любит тех, кто сражается на стороне врага. Но повесить — это лучше. Так обычно поступают в легионе.
Она фыркнула:
— В клане Ваттель принято казнить только настоящих убийц. Но мы их не вешаем. В Зеленом замке они становятся на колени, кладут свою голову на чурбан, и палач отрубает им топором головы.
На Релкина вновь нахлынуло воспоминание о старом Гонго. Эти ребята из Ваттеля сохранили многое от старых времен, из времен Золотого Вероната. Впрочем, это слышно даже по их речи.
— Тебе нужен кролик? — внезапно спросила Эйлса. — Может быть, мы попытаемся убить еще одного?
Релкин посмотрел на темные входы в норы на песчаной отмели:
— Нет, не надо. На ужин у нас будет мясо. Я видел, что ваши люди привели нам несколько быков из своих стад.
— Да, — с гордостью подтвердила она, — мой отец приказал устроить вечером пир. Мне нужен был кролик, чтобы приготовить пирог для отца. Ему нравится хороший пирог с кроличьим мясом. На пиру мы будем иметь честь принять тебя, если ты согласишься прийти.