Драконья ненависть, или Дело врачей
Шрифт:
– Жадность?.. – Переспросил Твик и опять криво улыбнулся, – моя жадность никогда не сравнится с твоею! Посмотри, что имею я, и что имеешь ты! А ведь мы все делили поровну… Только ты потом еще и нашу добычу прикарманивал, поя и потчую нас всякой дрянью!.. Думаешь, я не помню, как ты предлагал нам попробовать «синий дым»? Но теперь все, теперь… все!
Их мечи скрестились с тяжелым лязгом и отбросили друг друга. Твик немедленно попытался достать гиганта острием своего меча, но Корда неожиданно быстро для своей комплекции отклонился в сторону и взмахнул мечом, нанося удар поверх клинка противника. Предводитель шайки вынужден был буквально нырнуть под удар, и ему удалось
Перекатившись через голову, Твик мгновенно оказался на ногах и лицом к противнику, но Корда не торопился атаковать. Напротив, он, казалось, сам ждал атаки противника.
Главарь шайки шагнул вперед и нанес удар сбоку, целясь в голову Корде. Пот поднял свой клинок, отражая показанный удар, но Твику в последний момент удалось чуть опустить свое оружие, так что удар пришелся в основании клинка противника. Корда охнул, и его меч, коротко звякнув, вывернулся из онемевшей руки. Губы Твика раздвинула привычная кривая усмешка, и он взмахнул мечом над головой безоружного противника!.. Однако тот неожиданно прыгнул вперед, левой рукой перехватил руку Твика уже опускавшуюся в атаке, а правой нанес чудовищной силы удар в лоб своему бывшему товарищу.
Раздался смачный хруст, меч вывалился из руки Твика и, задев своим концом плечо Корды, упал на землю, а сам Твик с закатившимися глазами повалился под ноги гиганта. Лоб главаря шайки был вдавлен внутрь, и на темных, окровавленных осколках костей виднелись брызги мозга.
Корда медленно повернулся в мою сторону и прохрипел:
– Я победил… Ты освобождаешь меня?..
– Я освобождаю тебя от ответственности за нападение на сияющего дана Высокого данства!.. – Ответил я спокойным, слегка насмешливым голосом, – но за тобой числится еще одно дело, и по нему ты должен также держать ответ!
– Какое дело?.. – Прохрипел кхмет-гигант и судорожным движением отер ладонью лицо.
– По твоему наущенью были убиты два человека! Маленькая девочка осталась сиротой!! И ты издевался над этой сиротой!!! Что бы ты сделал, кхмет, с человеком, сотворившим подобное с твоей дочерью?!!
Корда стоял метрах в восьми напротив меня, ссутулившись, чуть подогнув колени, похожий на огромного медведя, готовящегося к нападению. Но нападать он еще боялся, вместо этого он прорычал:
– Я бы убил этого человека!.. Но ты не отец девочки, а потому…
Однако, я не дал ему договорить:
– Я заступаю место отца Мары и выполняю твой приговор! Помниться, я при первой нашей встрече обещал тебе, что ты увидишь, как будет гореть твой гадюшник… а я никогда не бросаю на ветер своих обещаний!
Корда глухо зарычал, вскинул свои огромные руки и шагнул вперед, в мою сторону. Я поднял навстречу ему Серое Пламя, задержал его острие на уровни груди хозяина гостиницы, а потом приподнял еще немного. Ноги рычащего кхмета легко оторвались от земли, и он завис на высоте двух-трех метров. Я рывком перевел острие меча в сторону сосны, стоявшей рядом с главным зданием постоялого двора, тело кхмета, кувыркаясь в воздухе, метнулось в указанном мечом направлении и буквально влепилось в красноватый ствол дерева. Руки его дернулись, взмыли над головой и втемяшились в жесткую кору, словно их прибили невидимыми гвоздями.
Я вложил клинок в ножны за плечом, а потом громко крикнул:
– Ну что, кхмет, тебе хорошо видно?!
– Не надо!!! – Донесся с дерева уже совершенно нечеловеческий рев.
Я безразлично повернулся к темнеющему в паре десятков метрах зданию. У правого угла дома засветилось одинокое окошко, но я не обратил на это внимания. Прижав левую ладонь к груди, я глубоко вздохнул, а затем выметнул ладонь вперед, в сторону темного дома…
И дом вспыхнул…
Пламя полыхнуло сразу изо всех окон, словно огонь уже давно разгорался внутри, давно жрал старое, высушенное дерево его внутренних стен, и только ждал моего приказа, чтобы вынырнуть наружу, показаться, заняться наружной оболочкой здания!
– Господин, пощадите его, погасите огонь!.. – Раздался справа тонкий девчачий голосок.
Я повернул голову. Шагах в пяти от меня стояла Мара и, прижав оба кулачка к груди, полными ужаса глазами смотрела на огонь, – Господин, я не хочу мести!..
– Это не месть, дитя мое… – спокойно ответил я, – это даже не возмездие… Это кара!
– Но там, в доме, были его жена и дети! – Воскликнула она.
Я немного помолчал, глядя в бушующее пламя, а потом, стараясь быть спокойным, произнес:
– И это кара!..
– За что?! – Мара изумленно посмотрела на меня.
– За его ложь, – ответил я, – он сам сказал мне, что его жена и дети уехали в столицу… Он сам убил их!
Я посмотрел на висящего Корду. Голова кхмета свесилась на грудь, одежда и буйная, нечесаная шевелюра дымились. Но я не взволновался за неподвижного гиганта – он был уже мертв.
И тут слева донесся тихий, какой-то прозрачный, почти нечеловеческий голос:
– Ода огню!
Я быстро обернулся и увидел, что совсем рядом стоит Фрик и, глядя в бушующее пламя огромными, остановившимися глазами, словно в трансе, бормочет:
– Из огня не возьмешь, из огня не всплывет,То, что брошено в пламя, навек пропадет,И из серой трухи, что оставит огоньНе взойдет ничего, только смрадная вонь!Нет слезы, чтоб залить этот пляшущий гул,Нету ветра, чтоб демона-пламя задул,Тролль тяжелый не сможет огня затоптать,Только искру оставь – пламя вспыхнет опять!Все горит – и железо, и камень, и лед,В человечьей крови пламя пищу найдет,И в зеленой траве, и в прибежище рыб,Средь речного песка, среди каменных глыб!Вы живым положите меня на костер —Ох, как будет гореть прощелыга и вор,Вас порадует копоть и искр кружева,И судей приговор, и худая молва!Только белую кипень рифмованных строкЧто легла под пером в свой черед и в свой срок,Я молю люди вас, я молю, я молю!..И вдруг Фрик рухнул на колени и из его горла вырвался дикий, безудержный вопль:
– Не давайте огню!!! Не давайте огню!!! Не давайте огню!!! Не дава-а-а…
Он упал ничком и забился в страшной, корежащей тело судороге!
Я бросился к шуту, но первой возле ее тела оказалась Мара. Девушка присела около бьющегося Фрика и поймала своей узкой ладонью его высокий, покрытый испариной лоб. И шут мгновенно успокоился, его тело расслабилось, дыхание стало ровнее. Я внимательно посмотрел на девушку, и она ответила, словно почувствовав мой взгляд: