Драмы и комедии

Салынский Афанасий Дмитриевич

Г у с ь к о в. Любил я ее, братцы. (Воспользовавшись тем, что Янушкин что-то тихо рассказывает Григорию и Тамаре, обращается к Елене.) А ты знаешь, где она, что?

Е л е н а. Знаю. Мы переписываемся. Фото ее у меня есть.

Г у с ь к о в. Фото?

Е л е н а. Правда, на этом фото она… в кругу своей семьи…

Г у с ь к о в. Все благополучно?

Е л е н а. Да, она счастлива.

Г у с ь к о в (скрывая свое горе). Вот и ладно. «Любо, братцы, любо… любо, братцы, жить…»

Е л е н а убегает в дом.

Янушкин следит за Григорием. Е л е н а возвращается с гитарой.

Е л е н а. А ну, Тереша…

Г у с ь к о в (играя на гитаре, поет).

«Как на синий Ерик, Как на синий Ерик Грянули казаки, Сорок тысяч лошадей… И покрылся берег, И покрылся берег Сотнями порубанных, Пострелянных людей… Эх, любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить, С нашим атаманом Не приходится тужить. А жена узнает — Выйдет за другого, За мово товарища, Забудет про меня… Жалко только волюшки Во широком полюшке, Солнышка на небе Да буланого коня».

Все подхватывают припев.

В это время появился Г о ш а с лопатой в руке, послушал, скрылся в подвальном окне.

Я н у ш к и н (наливая вино). Встреча-то, встреча какая! В честь такого события можно бы и речь… Да уж лучше поскромней, без парада.

Г р и г о р и й. А помните, командир дивизиона, майор Янушкин, — вот кто любил парад! А? «Орудия блестят — почему пуговицы не блестят?!»

Я н у ш к и н. Он и стрелять любил. Самолетов при нем сбили порядочно. Да при таком заместителе!

Гитара смолкла.

Г у с ь к о в. Заместитель… (Сгорбился, отошел.)

Пауза.

Г р и г о р и й. Да… тихо тут, как в деревне.

Я н у ш к и н (рад перемене разговора). Райский уголок, райский. Помните, у этой писательницы… Леночка, Пановой или Пановой?

Е л е н а. Пановой?

Я н у ш к и н. Да, Пановой. Спасибо, Леночка. Помните: райком, райздрав, райсовет… всё рай. Это она, я бы сказал, идеально подметила.

Г у с ь к о в (подвигает рюмку). Можно и еще…

Г р и г о р и й. Терентий Захарыч, в первую нашу встречу я не домогался, да и теперь… но… все мы тут свои…

Я н у ш к и н (настойчиво, с улыбкой). По праву хозяина запрещаю трогательные темы. (Подходит к Григорию, обняв за шею, поет: «Шумел, камыш…» Подмигнул Тамаре — она встала и отошла к Елене. Григорию, понизив голос.) Видишь, как Гусек потемнел? Зачем настроение портить? (Громко.)

Смотреть выше! А сейчас лучше выпьем — да в сад, на свежую травку. А ну, подставляйте!

Г р и г о р и й. Что-то не хочется больше. (Закурил.) Сад у вас там?

Я н у ш к и н. Леночка, Томик, покажите слуге народа наш сад. А мы с Терентием кваском побалуемся.

Г р и г о р и й, Е л е н а и Т а м а р а уходят. Угрюмо, отчужденно Гуськов смотрит на Янушкина.

Тереха, родной ты мой… Жизнь, черт бы ее побрал, так захлестнула…

Г у с ь к о в. Погоди, погоди. Ведь ты живешь на белом свете! И не отыскал, не узнал, где я, что со мной. Будто спрятался, скрылся.

Я н у ш к и н. Что ты, что ты, Гусек!

Из подвального окна выглянул Г о ш а.

Г у с ь к о в (прикоснувшись к орденской колодке на пиджаке Янушкина). Носишь?..

Я н у ш к и н. Почему не носить? Честно заработаны.

Г у с ь к о в. А знавал я на войне одного зенитчика. Так ордена зарабатывал. Допустим, приказали ему оборонять новый полевой аэродром… Самолетов на аэродроме том еще не было. Вот он махнул рукой на пустое летное поле — и перебросил дивизион на позиции пехоты. Поможем, мол, братьям-пехотинцам, авось от общевойскового командира орденок перепадет.

Я н у ш к и н. Слушай, что это за намеки?

Г у с ь к о в (строго). Скажи мне: за день до своего ранения ты получил из штаба корпуса приказ оставить аэродром?

Я н у ш к и н (не сразу). Забыл. Много было приказов.

Г у с ь к о в. Нет, ты вспомни! Я ехал сюда не для того, чтобы тебя допрашивать. Но я должен знать правду. Хотя бы потому, Семен, что восемь лет я замещал тебя в местах весьма отдаленных.

Я н у ш к и н. Меня?!

Г у с ь к о в. Тогда слушай. После того как я отправил тебя в госпиталь, меня вызывают в штаб корпуса и дают припарку. «Почему вы не обеспечили защиту нового полевого аэродрома? Только что сели туда наши — и фашистские штурмовики накрыли аэродром. Погибло много самолетов, погибли люди. Где командир дивизиона?» — «Майор Янушкин, говорю, не имеет к этому случаю никакого отношения. Он ранен». Расчет у меня был простой. Ты помнишь, незадолго перед тем я был представлен к званию Героя? Думаю, Героя мне не дадут, зато друга выручу.

Я н у ш к и н. А следствие, трибунал?

Г у с ь к о в. Ты мне все-таки скажи… эти бумаги по медицинской линии, что майор Янушкин скончался в энском госпитале… в самом деле путаница?

Я н у ш к и н. А что же еще? Конечно, путаница.

Г у с ь к о в. По чести-то говоря, я и сам не чувствовал себя совсем правым. Я был твоим заместителем. Обязан был все знать и принять меры. Ну, приговор… припаяли. Под первую амнистию не попал, по второй вышел. А судили бы тебя — определенно шлепнули бы.

Я н у ш к и н. Шлепнули?

Г у с ь к о в. Расстреляли бы, факт. Май, победа… все празднуют, а я… (Подвинулся было к столу, еде стоят его нетронутые рюмки, и резко отвернулся.)

Я н у ш к и н. Мм… Ладно, ладно, Гусек… не горюй. Слава богу, живы мы с тобой и в основном здоровы. Давай подумаем: с чего мы начнем? Ты, конечно, не очень богат. Я тебе на первый случай сотенки три-четыре подкину… Что ты, что нахохлился? От души, по-дружески.

Г у с ь к о в (с силой). Я в армию хочу! Вернуться в армию.