Дрема Белоснежки
Шрифт:
С серого неба беззвучно падали и быстро таяли на ладони крупные снежинки. Высотный жилой комплекс, на крыше которого стоял Харуюки, превратился в огромную глыбу льда.
Уровень «Лёд и Снег». Заходить внутрь зданий на нём нельзя, поэтому Харуюки появился наверху.
— Значит, состоялся Переход... — пробормотал Харуюки.
В этом нет ничего удивительного. За три с половиной часа реального времени в Ускоренном Мире прошло примерно сто сорок шесть дней.
Харуюки неспешно присел на вершине ледяной глыбы, покрытой двадцатисантиметровым слоем снега. Его металлический аватар обладал определенной устойчивостью к ледяным атакам, но это не значило, что он не чувствовал холода. Впрочем, сейчас даже мороз, покалывавший нервные окончания, казался приятным.
— Ты говорила, что не любишь уровень «Ад»... интересно, что ты думала о Льде и Снеге? — проговорил он, пересыпая снег из ладони в ладонь.
Конечно, он не услышал ответа, но, скорее всего, белоснежной Метатрон этот белый мир тоже пришёлся бы по душе.
Усевшись на краю крыши, Харуюки посмотрел на юго-восток.
Снег валил так сильно, что он не видел даже зданий столичной администрации в Синдзюку, но знал, что именно в этом направлении находится Токио Мидтаун Тауэр, возле которого они сразились с первой формой Метатрон, а еще дальше расположены Старая Токийская Башня и парк Сиба.
— Я так хотел посмотреть на твою крепость...
Если подумать, то он бывал дома у Фуко, на вершине Старой Токийской Башни, но понятия не имел, где находится вход в великий лабиринт под парком Сиба. И вряд ли он уже когда-нибудь посетит его. В отсутствие хозяйки крепость заполнится тоскливым одиночеством...
И тут Харуюки вдруг осознал кое-что.
Может быть, ему и не требуется просить Тиюри применить Зов Цитрона?
Все поверженные Энеми воскрешаются после Перехода. Формально тело Метатрон, вернее, её вторая форма, так и не была ни разу никем побеждена за все восемь тысяч лет ее жизни. Может быть, это правило применимо и к ней?
Другими словами, она уже вполне могла успеть воскреснуть в глубинах подземелья под парком Сиба.
На секунду в сердце Харуюки вспыхнула надежда, но в следующее мгновение она развеялась в холодном воздухе вместе с тоскливым вздохом.
Даже если девушка-архангел и воскресла, она будет «новой» Метатрон. Простой Энеми, послушно сражающейся с бёрст линкерами, которые осмелятся напасть на неё, а не уникальным созданием, восставшим против своей судьбы и жаждущим увидеть конец этого мира.
— Почему?.. — тихо прошептал Харуюки. — Почему... ты...
Он обращался не к Метатрон.
Он говорил с таинственным создателем Ускоренных Миров — Брейн Бёрста 2039, Аксель Ассолта 2038 и Космос Коррапта 2040.
— Почему ты дал Метатрон сознание? Ради чего ты дал ей способность мыслить... мучиться, страдать и надеяться? Почему ты дал ей душу — такую отважную, что она пожертвовала собой, спасая никчёмного бёрст линкера вроде меня... почему ты научил её любить?!
Изо всех сил сжав кулаки, он ударил по ледяной глыбе, на которой сидел. Здания на уровне «Лёд и Снег» обладали большой прочностью, и такие удары им нипочём.
Второй удар, третий. Его руки пронзила резкая боль, но он продолжал бить.
— Почему... почему... почему?! — выкрикнул он и нанес ещё один удар правым кулаком.
По броне побежали трещины. Боль ледяными иглами пронзила его виртуальные нервы. Но этой боли недостаточно.
В тот миг...
В тот миг, когда Метатрон пожертвовала собой, превратившись в энергию для Трисагиона, Харуюки мог лишь смотреть. Он был совсем рядом, но мог только наблюдать, мучительно ощущая, как жизнь покидает её.
Неужели он ничем не мог помочь ей?
Если ей не хватало энергии солнца, он мог помочь Инкарнационной энергией. Если бы его воображение выгорело дотла, он мог поделиться энергией своей души. Пусть он даже выжег бы часть клеток своего мозга, только бы сражаться вместе с Метатрон, а не смотреть беспомощно на то, как она защищает его.
— Но... но я!..
Он вскинул кулаки и отчаянно ударил ими об лёд.
Синяя поверхность льда покрылась паутинкой трещин, а с рук Харуюки осыпались несколько серебряных осколков.
Шкала здоровья сократилась, а его сознание пронзила резкая боль.
А затем ещё раз.
И ещё.
Хрупкая броня на его кулаках разбилась, обнажив серое тело аватара. Следующими ударами он сломает уже и сами руки.
Но ему было всё равно. Он был готов терпеть эту боль, пока окончательно не умрёт.
Слово в ответ на решимость Харуюки над уровнем взвыл холодный ветер, и разразилась пурга. Снежный вихрь коснулся обнажившихся ладоней, словно пронзив их льдом.
И в этот самый миг...
...Ещё... алась.
Харуюки показалось, что он услышал чей-то далёкий голос.
Замерев со вскинутыми руками, он затаил дыхание и навострил уши. Он изо всех сил искал звуки этого загадочного голоса в завываниях пурги.
Внутри... тебя ещё... осталась...
Спокойное меццо-сопрано, гладкое, словно шёлк. Голос принадлежал женщине... но более низкий и грудной, чем сладкое, чистое сопрано Метатрон. Он не напоминал ни Черноснежку, ни Фуко. Совершенно незнакомый голос.
Харуюки медленно опустил руки и хрипло спросил:
— Кто... ты? Что... что осталось?..
Я... терасу, союзница Метат...
Постепенно голос становился всё громче и отчётливее, словно у старого радиоприёмника, который настраивают на станцию. Позабыв о боли, Харуюки весь превратился в слух.
Внутри тебя ещё ост... сь связь с ядром Мета...
Сможешь ли ты восстановить это ядро — зависит от тебя. От того, насколько велика в тебе та сила, что вы зовёте Инкарнацией.