Дресс-код вдохновения
Шрифт:
На грязном, в глубоких трещинах асфальте стояли друг против друга два парня, местные уроженцы. Они были в одинаковых спортивных костюмах, ноги широко расставлены, руки в карманах, каждые пятнадцать секунд сплевывали на тротуар и говорили низкими гнусавыми голосами Чуть поодаль стояла девушка лет шестнадцати, темные брови, темные волосы убраны в косу, синяя простая юбка и пиджак с рукавами «летучая мышь» модного покроя. Внезапно один парень двинул по уху второго, тот ответил, девушка тонко вскрикнула и попыталась вмешаться:
– Арсен, не надо! Рубо, не надо, – кричала она тонким голосом.
Кто-то, Арсен или Рубо, развернувшись всем телом, влепил ей мощную пощечину,
– Ты что творишь-то, идиот! – капитан Разуваев схватил негодяя за воротник спортивного костюма.
Через пять минут ему пришлось драться уже с пятью решительно настроенными дагестанцами. Дело закончилось вовсе не в отделении милиции, как можно было бы себе представить, а на кухне девушки с косами, Рузанны, она обрабатывала раны победителя перекисью водорода и раствором йода, а Егор морщился и отпивал горячего чаю из большой кружки.
– Что не поделили-то? – спросил он.
– Да как обычно, – ответила Рузанна, – Арсенчик у меня телефон отобрал и денег еще занял, а я забеременела, а он меня бросил. Тогда мой брат Рубо пошел разбираться. Но они потом разбираться раздумали, и сейчас вместе пошли в ресторан. Рубо сказал, что я – позор семьи и он мне больше не брат. Но вы меня выручили, спасибо, они теперь запомнят, что бывает и так.
Мила с Алешкой приехали в сентябре. Как раз шел первый дождь. Первый дождь в Буйнакске в начале осени – как начало новой жизни. За долгое знойное лето земля высохла, деревья, дома, машины и люди – все покрылось слоем сухой пыли, все устало и начало чахнуть и задыхаться. А первый ливень – радостный, проливной, с рокочущим громом – смыл всю эту пыль, очистил, дал сил для новой жизни.
И они начали новую жизнь, впервые за шесть лет брака объединившись под одной крышей, – Егору командование выделило комнату в частном секторе, в окно со двора смотрели белые с черным коровы, прогуливающиеся по улице. Иногда мычали протяжно.
Мила практически не выходила из дома, Егор не позволял – обстановка в городе продолжала оставаться крайне напряженной в криминальном отношении.
Потом были в его офицерской судьбе разные «горячие точки», много – Таджикистан, Азербайджан, Чечня… И всегда он возвращался домой, обнимал сына, целовал жену и думал: какая красавица.
Перелистнув еще десяток лет, как десяток страниц, Егор, тридцатишестилетний и остолбенелый, думал, глядя на Милу: «Какая красивая покойница».
Покойники не должны быть такими красивыми, красивыми должны быть живые.
Хоть нос у нее мертво заострился, а грим на лицо наложили так густо, что кожа приобрела оттенок абрикоса, она все равно была красива, снова как Мадонна. Про нее так на поминках и говорили – как Мадонна, красивая и добрая.
Приглашенный священник был молод, но деловит – сурово велел отключить мобильные телефоны и не курить до конца церемонии. Служил бойко, недовольно посматривая в сторону источников неожиданного шума. С некоторой угрозой взмахивал кадилом. Потом сказал, что по традиции следует поцеловать покойную в лоб, попросить прощения и простить самому, чтобы все вольные и невольные… У Егора вдруг засело в голове одно: я раскачивал тебя на качелях, Мила, ты взлетала так высоко, ты смеялась оттуда, свысока, прямо как Мадонна, мне нечего прощать тебе, но я прощаю, прощаю. Твоя книга получилась коротенькой, всего на тридцать пять неполных страниц крупным шрифтом, прости и ты меня, прости меня.
И она простила его, конечно, простила.
Невероятно было вообще как-то вернуть себя к жизни, зачем-то просыпаться утром, умываться, разговаривать, но раз и навсегда решив изменить свою жизнь полностью, Егор действовал последовательно.
Демобилизовавшись из армии в звании майора, он на пару с боевым товарищем Тимохиным организовал один из первых в Питере компьютерных магазинчиков – сначала арендовали прилавки то в здании бывшего кинотеатра, то в булочной; партнеры из Скандинавии исправно поставляли снятую с производства там и страшно популярную тут орг– и компьютерную технику. Прилавочки постепенно заменились на полноценный торговый зал в хорошем районе. Со временем таких залов стало больше, возрос ассортимент товара – к компьютерам, принтерам и сканерам прибавились мобильные телефоны и бытовая электроника. Три года назад бывшие офицеры Разуваев и Тимохин стали учредителями банка, имя которому дала Егорова малая родина – город Курган. В настоящий момент у «Курган-банка» дела шли неплохо, и кризисы он преодолевал хорошо, на твердую четверку.
Три сестры Егора давно уже были перевезены заботливым братом в Петербург, жили в шаговой доступности друг от друга, мама, постаревшая, но еще бодрая и полная сил, кочевала от одной дочери к другой, так ей больше нравилось. Отца они похоронили три года назад, на старом кладбище близ того самого озера Половинное, где впервые Егор поцеловал Миле руки.
Юлия. Июнь. Cocktail
Отправитель:
957 55 57
08 июня 10.30
«Шеф, первую часть текста отправила. Ловите письмо! С итальянским приветом, Ю.»
Она проснулась и боялась пошевелиться. Боялась спугнуть свое настроение. Повернулась к Максиму. Он еще спал, словно маленький ребенок, улыбаясь во сне. Удивительно, но даже самые серьезные мужчины превращаются в беззащитных и маленьких. Провела рукой по его волосам. Виски совсем седые, у глаз сложились небольшие морщинки. Но все это поразительно шло ему, придавало законченность всему его облику. Они так много смеялись вместе – иногда ей даже казалось, что он вообще не способен на серьезные разговоры.
Но это только казалось… Временами лицо Максима становилось строгим и невозмутимым. Как будто он обдумывал вопросы космической важности.
«О чем он думает?» Ей так хотелось проникнуть в его мысли и прочесть каждую, не упустив ни одной буквы, ни одной запятой.
На цыпочках Юлия вышла на балкон. Яркое солнце вставало над Тосканой, прибрежным городком Виареджио.
«Неверное, у городов, как и у людей, есть свой генетический код?» – мелькнуло в голове. Юлия вспомнила, что читала в университете про этрусков, когда-то тысячелетия назад населявших Тоскану. Это были миролюбивые, добродушные люди, возводящие любовь в ранг культа. Ни с кем не воевали и ни с кем не боролись. Наверное, поэтому здесь так дышится и все так правильно, если вообще что-то может быть правильным.
Юлия поймала себя на мысли, что впервые она наблюдала восход солнца. Упивалась красотой природы, всеми ее оттенками. Глубоко вдохнула в себя теплый воздух.
– Неужели это мой период, неужели я дождалась его?..
Она почувствовала, как теплые мягкие руки обнимают ее за плечи. Руки Максима. И трудно было поверить, что всего год назад она закрывала ладонями зеркало, не желая рассматривать чужую женщину в нем. В той женщине вряд ли кто-то узнал бы задорную, непосредственную и открытую девочку, которая так любила жизнь. Вернее, она любила ее и сейчас, только любовь эта была где-то совсем глубоко и пробивалась на свет еле заметным пульсом, который даже опытный терапевт уловил бы с величайшим трудом. Год назад Юлия ничего не хотела и ничего не ждала.