Древние чары и Синдбад
Шрифт:
«Должно быть, так, – пожал тогда плечами Хасиб-чародей».
Перед мысленным взором Синдбада появилась новая картина – Маймуна-джинния припала губами к руке спящей дочери, а Дахнаш тайком утирает слезы.
«Что ж, добрый наш зять. Силу этого заклятия нам не одолеть, это верно. Как верно и то, что сказал тебе этот мальчик-маг: вода жизни из колыбели жизни сможет вернуть нашу дочь. Только, полагаю, колыбель эта, яйцо должно хранить куда более магическое существо, чем обыкновенный цыпленок… Может быть, если
«Ох, матушка, – покачал тогда головой Синдбад, – боюсь, что поиски и этих необыкновенных существ, равно как и поиски улыбающейся удачи, продлятся бесконечно долго…»
«Времени у тебя будет ровно столько, сынок, сколько нужно. Его мы, дети колдовского народа, можем подарить тебе бесконечно много. А вот удачу, увы… Это выше наших сил».
«Однако, жена, мы можем даровать нашему зятю неуязвимость, воистину бесконечное здоровье. Это-то в наших силах!»
«Да, мой прекрасный, это в наших силах. Отныне, отважный Синдбад, тебе не грозят ни яд, ни меч, ни нож. Они не смогут причинить тебе сколько-нибудь серьезного ущерба. Никто злоумышляющий не добьется успеха!»
Увы, как любой магический дар, этот дар оказался с оговорками. Ибо действительно, Синдбад стал неуязвимым для всего, что некогда побывало в руках человека. Но ему по-прежнему следовало избегать пожаров и наводнений, извержений вулканов и простых источников воды, если было неизвестно, откуда сей источник берет свое начало. Одним словом, от природных бедствий не могли защитить и чары колдовского семейства.
Быть может, чары эти оказались бы бессильными и против страшных подданных умершей Анаис, Повелительницы гигантов. Ведь их-то смело можно было бы назвать бедствием более чем природным.
И еще одна картина встала сейчас перед глазами Синдбада-воина: огонек костра в горах, шалаш, укрытый сосновыми ветками, и суровое лицо Кербушара, готовящегося к новому переходу через суровые горы.
«Увы, Синдбад неуязвимый, я не знаю, где искать диковины, о которых ты мне поведал. Знаю лишь, что тот, кто одержим своей целью, ее обязательно добивается. И пусть пока для тебя и меня это лишь слова, но именно эти слова помогают в долгом пути к цели. Некогда Азиза, прекраснейшая из женщин, оказавшая мне честь своей дружбой, заставила меня в это поверить. Но сказала, что миг обретения цели всегда страшен. Ибо осуществленная мечта всегда вещественна, зрима, а ведет человека вперед лишь эфемерность…»
«Но, должно быть, – спросил тогда он, Синдбад-воин, – любому в этом случае следует ставить перед собой цели невыполнимые?»
«Это о тебе, мой друг-странник. Ибо никто не знает ни того, где найти осколки
«Нет? Ты не радовался даже в своих мечтаниях? Отчего?»
«Оттого, юноша, что после того, как я воссоединюсь с Софией, нам предстоит где-то обрести свой дом, наконец соединить свои жизни, найти источник пропитания, защититься от врагов и… Да еще тысячи тысяч задач, сейчас просто смехотворных, предстоит в этом случае решать».
«Так ты отказался от своих поисков?»
«О нет, ибо кроме радости взаимного обладания мною движет еще и обещание. Ибо она, моя София, слышала, как я поклялся вновь сделать ее свободной. И потому, даже предвидя грядущие невзгоды, я продолжаю свой путь…»
«Но ведь и моя любимая, моя Амаль, вверила мне свою судьбу! В тот самый миг, когда согласилась стать моей женой. Как же мне после этого быть? Как же я могу отказаться от поисков? Как могу оставить ее на тонкой грани между жизнью и смертью?…»
«Конечно, об отказе от поисков речь сейчас не идет. Но ведь, найдя ту самую, колдовскую скорлупку, ты можешь передать ее родителям своей жены, дабы они вернули дочь к жизни. Можешь попросить об этом кого-то из своих друзей, ведь так? Пусть она никогда не узнает, кому обязана своей жизнью».
Тогда, в тиши ночи, слушая хриплый голос Кербушара, он, Синдбад-воин, не смог до конца понять, о чем же толкует этот усталый странник. Но сейчас, обретя искомое, рассматривая на просвет извилистые узоры на внутренней стороне скорлупы, Синдбад задумался о грядущем.
Да, вернуть Амаль к жизни он обязан, ибо сам, пусть и по неосторожности, поставил ее на грань тьмы и света. Но что будет потом? Какой будет их жизнь? Что, если новая ночь любви погрузит девушку в новое беспамятство? Или дни совместной жизни, складываясь в месяцы, превратят прекрасную и сильную колдунью в невыносимую ведьму, могущую отравить каждый миг жизни? Что, если очнувшаяся греза станет прилипчивой ревнивицей?
Одним словом, сейчас, в шаге от осуществления своей мечты, Синдбад наконец задумался о том, какой станет его жизнь после того, как мечта станет явью.
Сейчас он задался вопросом, с каким некогда отправлялся в путь: что же гнало его через страны и преграды: чувство долга или мечта о счастье?
И ответа не находил…