Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы
Шрифт:
Самым влиятельным из сторонников Хатшепсут был человек по имени Хабусонеб, занимавший одновременно посты визиря и первосвященника Амона. Таким образом, он совмещал духовную и светскую власть. Есть искушение видеть в этом человеке, скорее чем в парвеню Сенмуте, силу, стоящую за троном, кардинала Ришелье этого царствования. Правда, трудно представить Хатшепсут в роли Людовика XIII; ее покойный муж Тутмос II больше подошел бы на эту роль. Но разумеется, женщина в ее положении нуждалась в любой помощи, которую могла получить, а Хабусонеб предоставил ей огромную помощь. Их союз покоился на политическом удобстве, и Хабусонеб никогда не злоупотреблял царской милостью в такой степени, как Сенмут. Интересный, хотя еще не объясненный факт: ряд приближенных Тутмоса I перенесли свою преданность на Хатшепсут, когда она села на трон племянника, в том числе
Хатшепсут сознавала шаткость своего положения, и она подкрепляла его пропагандой и подбором союзников. Пропаганда опиралась на два основных довода, оба полностью фиктивные. Согласно одному из них она была избрана отцом как наследник и посажена на трон им самим. В другом выдвигалась великолепная идея, что она была фактической дочерью Амона-Ра, самого бога.
В самой идее не было ничего нового, все цари именовались «сыновьями Амона» и «сыновьями Ра». Но рельефы Хатшепсут описывают процесс, посредством которого она стала дочерью бога, в некоторых подробностях. Это самые ранние из уцелевших сцен подобного типа, хотя выдумка могла циркулировать в народе много раньше.
На стенах храма в Дейр-эль-Бахри мы можем видеть бога на пути к царице Яхмос, матери Хатшепсут. «Он (Амон) сделал себя похожим на величество ее мужа Аакеперуре (Тутмоса I). Он нашел ее (царицу Яхмос), когда она спала посреди красот дворца. Она пробудилась от запаха бога, который почувствовала в присутствии его величества. Он вошел к ней немедленно…»
Тут Брэстед, который первым переводил эти надписи, переходит на латынь, но все ясно и без перевода. В заключение Амон произносит перед очарованной царицей краткую речь: «Хатшепсут будет имя этой моей дочери, которую я поместил в твое тело. Она будет превосходно царствовать во всей этой стране».
Следующие сцены показывают события, жизненные и религиозные, связанные с рождением божественного ребенка. Хнум, «создатель людей», получает от Амона указание сформировать младенца и ее ка – нечто вроде гения-хранителя – на своем божественном гончарном круге. Обе маленькие фигурки несомненно мужские – еще одна бессознательная ошибка сбитого с толку древнего художника, который, вероятно, копировал всю серию с более древних рельефов, ныне утраченных. Затем показана царица с новорожденным младенцем на руках, окруженная традиционными богинями родов и повивального искусства. Есть и другие сцены, в большинстве сильно поврежденные.
За исключением мелкой ошибки в поле младенцев, серия рассказывает впечатляющую историю. Насколько впечатлялся реальный зритель, остается открытым для сомнений. Но как бы ни сочетались пропаганда и власть, Хатшепсут преуспела не только в захвате трона. Она и продержалась на нем приблизительно 20 лет. Она строила великолепные здания, сильно расширив храм Амона в Карнаке, где один из ее обелисков, крупнейший из высеченных в Египте до того времени, еще вздымается к небу. Эти высокие четырехгранные шпили воздвигались обычно близ ворот храма. Форма обелиска предполагает величие и честолюбие, и эти качества ценили не только древние египтяне. Наш памятник Вашингтону – обелиск, а многие из египетских обелисков были увезены иностранными завоевателями для украшения собственных столиц, от Лондона до Константинополя. Второй обелиск из пары, воздвигнутой Хатшепсут, обрушился еще в древности. После возведения их покрыли чистым золотом. Надписи на гранях и основании обелиска, из которых почерпнуты наши факты, говорят, что царица отмеряла золото мерными сосудами для зерна. Отсюда и из других свидетельств о богатстве мы можем справедливо заключить, что неспособность царицы вести армии в битву не оказала негативного влияния на египетскую экономику. Отсутствие воинских подвигов ощущалось острее всего, когда Хатшепсут подошла к проблеме рельефов, прославляющих великие деяния правителей. Поскольку она не могла показать, как лупит врагов палицей по головам, она сильно упирала на экономический триумф – торговую миссию в далекую, почти сказочную страну Пунт.
Где находился этот Пунт, никто в точности не знает; последние предположения помещают его где-то на сомалийском берегу. Дары этой страны включали товары, весьма желанные для влюбленных в роскошь египтян, – обезьян и слоновую кость, золото и пряности, сказочных животных, экзотические растения и карликов, таких, как тот, которого Хирхуф привез маленькому царю во времена Древнего царства.
Сцены, показывающие экспедицию Хатшепсут в Пунт, организованную и возглавляемую Нехси-нубийцем, занимают много стенного пространства в храме Дейр-эль-Бахри. Показано отплытие больших кораблей с моряками, висящими, как обезьяны, на снастях. Когда корабли наконец достигли Пунта, их приветствовали удивленные туземцы, включая супругу вождя, необыкновенно толстую женщину, восседавшую на очень маленьком ослике. (Египтяне, без сомнения, думали, что это очень забавно; даже при описании такого торжественного мероприятия, как Пунтская экспедиция, они не могли не проявить своего типичного чувства юмора.) После успешного завершения экспедиции корабли вернулись, привезя не только золото и слоновую кость, но и коллекцию мирровых деревьев, за которыми в течение долгого путешествия заботливо ухаживали – для украшения террас храма Амона и для царицы.
Все это – экспедиция, обелиски и другие предприятия – было во славу Амона. «Ее величество делала это, потому что очень сильно любила своего отца Амона, больше всех других богов… Я сделала это от сердца, любящего моего отца Амона». Похоже, что Хатшепсут старалась умилостивить кого-то – бога, или жрецов, или всех вместе.
Мы отмечали великое препятствие ее пола и силу традиции, которые Хатшепсут должна была преодолеть в своем стремлении к власти. Но мы еще не рассматривали другой фактор, делающий ее успех поистине необъяснимым. Все время, пока Хатшепсут так энергично держала скипетр, в Египте, на заднем плане, существовал еще один царь. О нем нетрудно забыть, ибо сами египтяне, очевидно, забыли о нем на много лет. Он должен был стать одним из величайших и сильнейших царей из всех, кто когда-либо правил Египтом; завоевателем, которого по широте кругозора и воинской доблести можно законно сравнивать с Александром Македонским. Разумеется, Тутмос III был только ребенком, когда Хатшепсут украла у него трон. Но она правила свыше 20 лет; задолго до окончания ее правления мальчик должен был сделаться мужчиной и продемонстрировать то упорство и выдающийся ум, которые так отличают его в позднейшее время.
Это одна из величайших тайн в жизни царицы, переполненной многими тайнами. Как сумела она смирить и контролировать личность, равную по силе себе самой, человека, перед которым не стояло ни одной из тех проблем, что ей пришлось преодолевать? Если бы молодой Тутмос походил на своего отца, он мог бы робко смириться с надменной узурпаторшей. Но он был иным, он был осколком древней скалы, скалы из твердого асуанского гранита. Его дед, завоеватель Сирии и Нубии, гордился бы им.
Какие задачи ставила Хатшепсут перед честолюбивым воином? Она позволила ему жечь благовония перед Амоном, когда ее Пунтская экспедиция вернулась с триумфом.
Эта сцена могла бы стать хорошим предметом для исторической драмы. Царица, сверкающая в своих великолепных регалиях и плиссированном белоснежном платье, рядом с ней не менее пышная фигура выскочки Сенмута, обвешанного золотом и драгоценными камнями – дарами царицы; а над всеми величественная статуя бога, окутанного синеватым, сладко пахнущим дымком. И позади них, темная и незаметная, стройная фигурка мальчика-царя (ему было немногим больше десяти в то время), дрожащего от подавленной ярости и честолюбия, с горящими глазами, взирающими на изысканные формы красной и белой корон на голове ненавистной царицы, – корон, которые должны были принадлежать ему.
Хатшепсут и Сенмут, вероятно, не испытывали к беспомощному молодому царю ничего сильнее презрения. Они были на высоте власти, никем не оспариваемой, с мощной поддержкой и силами за спиной – знатью, старой бюрократией, жречеством. Торговля процветала, великие строительные проекты давали заработок народу, в продовольствии не было недостатка. Военщина как крупная самостоятельная сила еще не развернулась полностью; большие профессиональные армии позднейшей империи, обращавшиеся к грабежу и насилию, когда зарубежные походы терпели неудачу, еще не были сформированы. Великие кампании Тутмоса I остались далеко в прошлом. И если были люди, которых раздражала скука мирной жизни и притягивало возобновление имперских планов отца царицы, без сомнения, находились и люди, включая женщин, которые наслаждались миром и находили счастье в простых удовольствиях семейной жизни. Жизнь крестьянина была суровой, но это была жизнь, а почти любая форма существования была предпочтительнее смерти далеко от дома и похорон вдалеке от богов и храмов Египта.