Древний ужас. Сборник
Шрифт:
Не имея кошек, мы не стали прочесывать озеро той же ночью. Я сказал миссис Барнаби, державшейся на удивление хорошо, что утром куплю что-нибудь в Хэмптоне. Но в Хэмптоне ничего подходящего не оказалось, и нам пришлось изготовить неуклюжую импровизированную кошку из тяжелых веток и крюков.
Отец юного Барнаби хотел отправиться с нами, но я уговорил его остаться с женой. Я чувствовал, что так будет предпочтительней: хотя я и не ожидал найти тело, я сознавал возможность встретиться с чем-то очень зловещим, и я понимал, что для него будет лучше не видеть наши находки. Возможно, он как-то уловил мои мысли, поскольку все же согласился остаться.
Мы
Когда, наконец, кошка легла на дно, я сел на корму лодки и велел Уилсону медленно грести. Он так и сделал. У него получилось даже лучше: он практически не двигался. Я подумал, что кошка, возможно, зацепилась за какую-нибудь корягу, но Уилсон заверил меня, что во всем озере ничего подобного было не найти. Потребовались общие усилия восьми человек, по двое на лодку, чтобы вытащить эту штуку.
Мы работали весь день, прочесывая каждый фут озера в радиусе нескольких сотен ярдов от места, где утонул Барнаби. Мы ничего не нашли ни в тот день, ни на следующий, ни в любой другой день в течение недели изматывающего душу труда.
Это был напрасный, но необходимый труд. Иначе мы рисковали не только свести с ума мать и, возможно, отца, но и разрушить наш бизнес. И, конечно, я мог ошибаться.
Коттедж семьи Барнаби опустел на следующий день после того, как мы перестали прочесывать озеро, и какое-то время казалось, что другие тоже вскоре опустеют. Но наши постояльцы, обсудив этот вопрос, решили, что имел место всего лишь несчастный случай, прискорбный, но достаточно частый; и поскольку возвращение прочих дачников домой никак не помогло бы осиротевшим родителям вернуть своего мальчика, о происшедшем можно с таким же успехом попытаться забыть. Итак, они остались, и вскоре освободившийся коттедж был снова арендован.
Однако дачники не забыли, что молодой Барнаби погиб в вечерние часы; и поэтому, хотя теплая полоса продолжалась, они после захода солнца держались подальше от озера.
Почти месяц прошел в полном спокойствии. Даже ночные звуки прекратились, и я уже начал думать, что дал волю своему воображению и что смерть юного Барнаби произошла из-за простого инцидента с каноэ. Затем случилось новое несчастье, и на сей раз оно было особенно ужасным. Зловещее впечатление усиливалось тем, что жертвами стали молодые супруги, занимавшие коттедж, где до них жила семья Барнаби.
Молодой человек и его жена, — фамилия их была Уиппл, — прожили в браке немногим больше года. Миссис Уиппл, довольно хрупкая женщина невротического типа, темпераментная, капризная и упрямая как дьявол, вскоре должна была стать матерью, и ее положение, конечно, ничуть не облегчало общение с ней. Однако она была красавицей, и Уиппл обожал ее.
Но, несмотря на все свои капризы, миссис Уиппл понимала, что ей не стоит рисковать падением в воду, пусть она и была хорошей пловчихой. Поэтому она держалась подальше от середины озера, довольствуясь тем, что сидела на носу лодки, которая была привязана к колышку, вбитому в землю в нескольких футах от края. Там не было абсолютно никакого берега, никакого пляжа, и вода на краю озера резко обрывалась в глубину.
Никто никогда не узнает, что побудило ее настоять тем вечером на лодочной прогулке. Вероятно, это была просто
Согласно Священному Писанию, которое многими людьми признается истиной, Ева сумела заставить Адама попробовать яблоко, хотя тот знал, какими катастрофическими будут последствия; чего же можно было ожидать от человека, так сильно влюбленного в свою жену и страшившегося лишь возможности неприятного результата своей уступки? Уиппл продержался некоторое время, но, в конце концов, сдался. Что еще хуже, миссис Уиппл велела ему плыть «прямо на противоположный берег и обратно».
Я присутствовал при этом, то есть слышал их разговор, беседуя в тот момент с соседом Уипплов. Когда я услышал, как Уиппл неохотно согласился, у меня возникло чувство страха, предчувствие чего-то ужасного. Со всем возможным тактом я попытался отговорить миссис Уиппл от поездки. Все было бесполезно. Она достаточно вежливо выслушала меня, так как была хорошо воспитана, но осталась непоколебима, а что еще я мог сделать? Правда, я мог бы схватить фалинь и не позволить Уипплу сесть в лодку, поскольку у меня было «предчувствие». Но это потребовало бы объяснений, которые я вряд ли смог бы дать. Так что я лишь сказал, что в данных обстоятельствах не стал бы этого делать. Это совершенно не помогло.
Я знал людей, которые смеялись над «предчувствием». Такие утверждают, что в «предчувствии» нет ничего особенного, что это ощущение вызвано каким-то пустяковым и целиком физиологическим нервным расстройством. Некоторые приписывают это чрезмерной стимуляции нервов алкоголем или табаком. Что ж, возможно, это связано с какой-либо одной или всеми этими причинами, но в моем случае оно всегда работает, и у меня было много возможностей это проверить. Доказательство, разумеется, полностью одностороннее: ибо, если я чувствую, что позже пожалею, сделав нечто, и подчиняюсь этому «предчувствию», я никогда не знаю, какое наказание в действительности последовало бы, поступи я иначе. Все это напоминает пастеровское лечение при подозрении на заражение бешенством. Если лечение проводится до того, как у человека разовьется бешенство, никогда нельзя быть уверенным, что в нем была какая-либо необходимость. Известно лишь, что в случае заражения и без лечения человек умирает, причем самым ужасным образом. Так и с «предчувствием». Возможно, все это чушь собачья, как утверждают хладнокровные, прозаичные люди, но действовать согласно «предчувствию» не так уж и сложно, и я, как правило, ему следую.
Я стоял на берегу, наблюдая, как очертания лодки становились все более и более размытыми по мере того, как она приближалась к середине озера. Была вторая ночь новолуния. Беззвездное небо походило на черный бархат. Все вокруг казалось мне зловеще тихим. И вдруг над черной полосой воды эхом разнесся ужасный вопль женщины, находящейся в смертельной опасности. Помню, я даже не удивился — так уверен я был в неминуемой угрозе. Тем не менее, душу мою до основания пронзил ужас, и когда мгновение спустя до меня донесся более хриплый мужской крик, я понял, что трагедия завершилась. И Уипплу, и его жене уже ничем нельзя было помочь.