Древо скорбных рук
Шрифт:
В дальнем конце Лордшип-авеню в лучах яркого солнца на фоне голубого неба красовалось лишь одно высотное здание — сияющая стеклами просторных лоджий башня с пентхаусом на крыше. Когда Бенет с подругами — Мэри и Антонией — снимали в этом районе мансарду, подобного символа возросшего благосостояния лондонцев еще не существовало. Был пустырь, пересеченный каналом и траншеями газопровода.
Ее машина и еще три впереди медленно подползали к развилке. Черный доберман-пинчер, не торопясь, с достоинством пересекал проезжую часть по пешеходному переходу. Из-за этого движение опять застопорилось.
Бенет вспомнила,
Высокий, плотного телосложения блондин. Вероятно, ему сейчас уже за сорок Только вот кто он? Как его имя? Вроде бы Том… Том Вудхаус. У него был гараж рядом с домом, где они снимали квартиру, и пару раз Бенет там брала на прокат машину.
Бенет опустила стекло, выкрикнула его имя, помахала рукой, но ее голос утонул в рычании рассерженных моторов. Она проследила в зеркальце заднего вида, как он перешел по пешеходной зебре на другую сторону и залез в кабинку припаркованного там фургончика.
Джеймс был не в ингаляторной палатке и даже не в своей палате, а в игровой комнате и рисовал что-то мелом на доске. Увидев Бенет, он не подбежал к ней и не взобрался к ней на руки, а только улыбнулся лучезарно и как-то лукаво, как будто он и мать участвовали вместе в каком-то таинственном заговоре.
Рядом с ним стояла маленькая девчушка, к которой он обратился, поясняя:
— Это пришла моя мамочка.
— Мы бы хотели, чтобы он провел здесь еще одну ночь, — сказала медсестра.
Мопса появилась в полдень. Она выглядела довольной собой, бойкой, даже немного развязной. С ней не проводили никаких тестов в Ройял-Истерн, а только обследовали ее, побеседовали и назначили следующее свидание через три дня.
— Я рискну переночевать дома одна на этот раз.
— Ты очень мне поможешь. — Бенет исполнилась благодарности к матери и добавила: — Я высоко ценю твою храбрость.
Внезапно Мопса выдала вполне здравое суждение, соответствующее обстоятельствам, в которых она вынужденно оказалась.
— Многие женщины ночуют одни в доме, и ничего плохого с ними не происходит. Я приму таблетку и отключусь до утра.
Джеймс весь день играл в детской комнате, где было чем развлечься.
К шести вечера он утомился, сильно побледнел, снова задышал тяжело и захотел спать.
— Еще одну ночку ты поспишь здесь, а завтра уже будешь дома, — уговаривала его Бенет.
— А мне надо скорее возвращаться домой, — заявила Мопса, сверившись с часами. — Я думаю, что твой отец будет звонить. Он станет беспокоиться, не застав меня на месте.
— Я спущусь с тобой и помогу найти такси, — предложила Бенет.
— Я подумала, что смогу поехать на твоей машине.
Уже наступили сумерки. На узких улицах, забитых до отказа, движение было интенсивным. Мопса имела водительские права, выданные тридцать лет назад, но последние пятнадцать не садилась за руль самостоятельно.
— Я бы посоветовала тебе попрактиковаться сперва при дневном свете.
Мопса, решительно надевая пиджак, вступила в спор. Спор продолжался и в лифте, но, на удивление, закончился уступкой с ее стороны и молчаливым кивком, когда Бенет внизу объявила, что оставила ключи от машины в палате Джеймса, а запасные находятся дома.
Ночь была темная и сырая, в воздухе пахло пороховыми газами. Дети запускали фейерверки в преддверии дня Гая Фокса — шуточного празднества в честь неудачной попытки одного чудака взорвать английский парламент в начале XVII века. Мопса махнула Бенет рукой из окошка такси, а потом высунулась сильнее и махала долго, будто расставалась с дочерью навсегда.
Плач Джеймса разбудил Бенет около трех часов ночи. Ей снился Эдвард. Впервые за много месяцев он вторгся в ее сны. Во сне они вели отчаянный спор. Бенет говорила ему, что ждет ребенка, его ребенка, что аборт исключается, что она хочет родить, что их брак не может служить альтернативой ее решению, потому что она не хочет выходить за него замуж и даже не желает больше общаться с ним. Сновидение почти точно воспроизводило реальность, даже еще выпуклее и четче, с деталями и интонациями, которые уже потускнели или вообще стерлись из памяти.
Пробудилась она в шоке от того, что со всей серьезностью приняла сон за явь.
Джеймс сидел под своим паровым шатром и жалобно плакал.
Бенет взяла его на руки. Он перестал всхлипывать, затих, но опять дышал с трудом. Она поняла, что вряд ли может рассчитывать на спокойную ночь. Доктор или медсестра, заглянув в палату, наверняка спросят о самочувствии маленького пациента, и она не осмелится солгать им, как бы ей ни хотелось забрать его утром из больницы.
В комнате было сумрачно. По-прежнему горела единственная слабая лампочка над умывальником. Больничная тишина, в которой не было ничего противоестественного, начала угнетать Бенет. Правда, откуда-то издалека доносилось едва слышное металлическое позвякивание.
Мысли Бенет перекинулись на мать. Наверное, это было неправильно занимать мозг чем-то, не имеющим отношения к болезни сына, но отрешиться полностью от беспокойства за мать Бенет не могла. Не совершила ли она ошибку, отпустив Мопсу одну? Предположим, она не сумела найти ключ от входной двери? Или вдруг в доме перегорели пробки, и она там блуждает в потемках?
Бенет была уверена, что ее отец никогда бы не решился предоставить Мопсе самостоятельность даже на короткое время. А если Мопса все-таки благополучно проникла в дом, ответила на телефонный звонок и поговорила с мужем, то как он чувствует себя после этого разговора? Не мучается ли бессонницей там у себя, на юге Испании, гневаясь на дочь и волнуясь за жену, накручивая в воображении всякие ужасные сцены, которые могли случиться по вине психически больной жены и безответственной дочери?
Джеймс уснул у нее на руках. Бенет осторожно уложила его обратно в кроватку под шатер и просунула руку сквозь чуть приоткрытую застежку на «молнии», чтобы он мог касаться ее пальцев.
Когда в четыре появилась медсестра, малыш еще спал, и Бенет ничего не сказала о приступе удушья, случившемся два часа назад. Сама она прикорнула на соседней койке, и на этот раз обошлось без кошмарных сновидений.
Серый рассвет проступал сквозь щели жалюзи, когда она вновь проснулась. Разбудил ее звук сирены. Бенет выглянула в окно и увидела машину «Скорой помощи» с включенной мигалкой.