ДРЕВО ЖИЗНИ(Фантастический роман в 3 книгах)

Кузьменко Владимир Леонидович

По дороге домой она рассказала ему, как они очутились снова в долине. Воспользовавшись тем, что внимание фавнов было отвлечено, они бежали. Сначала все хотели идти домой в свой старый поселок, но потом, подумав, что если Владимир вернется, то будет искать их в долине, вернулись сюда. Они жили здесь одни четыре месяца. Ореада, а за ней вскоре и Перо родили мальчиков. Сына Перо тут же назвали Игорем. Ореада, как уже говорилось, ждала возвращения мужа.

Неизвестно, чем кончилась бы вся эта история, не обрати тогда Николай внимания на гладкую, отшлифованную поверхность скалы, что и послужило причиной их вторичного посещения долины.

– Я знала, что ты вернешься за мной, – сказала Ореада, входя в дом. Подойдя к кровати, она взяла на руки спящего младенца и торжественно протянула мужу.

– Твой сын…

Владимир взял крохотное тельце. Сердце сжалось от не испытанного никогда ранее чувства. Это была сложная смесь нежности, счастья, гордости и одновременно удивления и какой-то боязни. То было зарождение отцовского чувства, которое всегда приходит неожиданно, застает врасплох. Он вдруг понял, что это существо, которое только что проснулось и удивленно таращило глаза, для него самое дорогое на свете. Это было неожиданно. Женщина привыкает к своему будущему ребенку постепенно, она ощущает в себе зарождающуюся жизнь и уже до рождения привыкает к нему. Встреча с ним предопределена, и когда она слышит первый крик младенца, радость матери наполовину поглощается усталостью роженицы, и только когда ребенок прикасается ртом к ее груди, только тогда ее всю захлестывает новый прилив счастья и нежности.

Младенец заплакал, и Ореада, высвободив из-под тонкой туники грудь, стала кормить его. Малыш сразу же успокоился и аппетитно зачмокал. Насытившись, откинул головку и, хлопая ручкой по груди матери, довольно загудел.

Лишь сейчас Владимир понял, какое значение для него имеет рождение ребенка, его ребенка, его сына. Где-то в подсознании никогда не замолкало тягостное чувство своей собственной неестественности. Он загонял это чувство глубоко внутрь, усилием воли заставлял его молчать, но иногда оно прорывало поставленные барьеры, и Владимира охватывала тоска.. Он знал весь механизм своего происхождения. Знал, что был моделью, затем эта модель была помещена в сформировавшийся, но лишенный психологической индивидуальности клонинг. Знал и старался забыть об этом. Иногда, наедине с собой – такое случалось редко, но все же случалось – начинал думать о своей истинной сущности и спрашивал себя: человек я или не человек? Это было мучительно. Особенно вечером, перед сном. Он старался заснуть, зная, что во сне мысли покинут его, но не мог, ворочался в постели до утра и только под самый рассвет забывался.

Рождение ребенка заставило его, наконец, поверить, что он – человек. Он понял теперь и переживания отца, который так радовался, ожидая рождения сына, настоящего сына, и его растерянность и горе при расставании с Эльгой. Ему стало ясно, что его отец переживал все время те же самые чувства, и теперь рождение его ребенка должно рассеять сомнения не только его самого, но и сомнения отца, сомнения, которые, он знал, тот испытывал.

"Надо сообщить завтра во время очередной радиосвязи отцу", – подумал он и тут же замер от вспыхнувшей, как искра, в сознании мысли: "Ирина! Как она воспримет? Что я ей скажу? Не говорить пока? Она сама узнает… лучше сказать… Ну, а что потом?"

Ореада тем временем уложила спать малыша, достала домотканое полотенце, которое они обычно брали во время купания на озере, перекинула его через плечо и вопросительно посмотрела на мужа. Во время их плена в долине они всегда перед сном шли на озеро. Эту привычку Владимир выработал у себя еще при жизни на острове. Каждый вечер, перед закатом солнца, они с отцом отправлялись на озеро и купались там полчаса. Потом отец исчез и долго не появлялся. Это случилось после посещения острова Бэксоном. Он отсутствовал несколько месяцев. Теперь Владимир знал причину его длительной отлучки, но тогда страшно тосковал и постоянно спрашивал о нем мать. Она не пускала его одного на озеро, а сестра не любила по вечерам купаться в темной, уже не пронизываемой лучами солнца воде. Она боялась. Когда вернулся отец, вечерние купания возобновились. После прохладной воды сон был крепким и нес особенную бодрость утром.

Ореада же воспринимала вечерние купания совсем по-другому. Для нее это было своего рода ритуалом, за которым должно следовать продолжение, и сейчас, видя, что он медлит, колеблется, удивленно смотрела на него.

Вода в озере была теплой, нагретой за день лучами щедрого солнца. Владимир отплыл немного от берега и лег на спину. Солнце уже зашло за вершины гор, на долину легла тень, небо же еще освещалось последними лучами и сохраняло прозрачную голубизну. Высоко над ним парили две пары больших черных птиц, высматривая добычу. Владимир любил эту пору суток. Мягкий, лишенный дневной требовательности свет. Спокойствие, ненарушаемое ни плеском волн, ни шорохом листвы. Так тихо, что слышно, как на противоположном берегу озера пришедшие на вечерний водопой олени пьют воду.

Со стороны поселка донесся приглушенный разговор, взрыв смеха, топот бегущих ног, затем все стихло.

Владимир лег на грудь и поплыл к берегу. Ореада уже вышла из воды и ожидала его, держа наготове полотенце. Пока он вытирался и одевался, стало совсем темно. На небе засветились звезды. Он уже привык к рисунку этих созвездий, тем не менее они казались ему, как прежде, странными. Над самыми вершинами гор, на востоке, занималась голубая, чуть-чуть мерцающая звезда. Она появлялась первой и горела ярко даже при полной луне, в свете которой другие звезды меркли и были едва различимы. Владимир еще раз, уже который, почувствовал, что этот мир, куда занесла его неожиданно судьба, – его мир, более близкий, чем Земля, более понятный, несмотря на свою странность и необычность. Все вдруг стало ясно. Все проблемы отступили, стали несущественными.

Ореада, как бы понимая его мысли, прильнула к нему. Он поднял ее на руки и понес.

ТИТАНЫ

Больше недели Сергей и его двадцать помощников находятся в долине. Они прибыли сюда, как только ему сообщили о случившемся. С собой они привезли мощный радиопередатчик, по которому вся полученная информация передавалась в центр связи с СС, а оттуда в мозг ее вычислительной системы. СС не отвечала пока, то есть не давала никаких указаний. Она требовала все новой и новой информации. Два раза космический катер совершал полет на "Гею", привозя оттуда необходимую аппаратуру.

В пещеру, открытую Николаем и Владимиром, входили с большими предосторожностями, одетые в космические скафандры, минуя срочно изготовленный стальной бункер, где при выходе скафандры облучались мощным бактерицидным излучением. Во втором бункере, соединенном с первым, снимали скафандры.

Пещера представляла собой длинную анфиладу залов. Все стены, полы и потолки были покрыты тем же сверхпрочным материалом, что и двери, которые с большим трудом удалось пробить магнитно-мпульсной пушкой.

Залы пещеры фактически представляли собой склады вооружения. Здесь в образцовом порядке стояли различные установки. Некоторые из них были знакомы: это магнитно-лазерные пушки, ракеты ручного наведения; другие были непонятны, хотя одна из установок напоминала Сергею платформы, которые применяли свистуны на Элии. В одном из залов, по-видимому, библиотеке, хранились кристаллы с видеозаписью. Но не это было главное. В самом конце, почти в центре горы, в обширном зале в анабиозных камерах лежали люди. Не меньше ста человек. Они были живы. К камерам тянулись толстые шланги, по которым подавался какой-то жидкий состав. Энергообеспечение было запрятано где-то в глубине. Можно предположить, что это атомная электростанция. Несмотря на тысячи лет непрерывной работы, она еще не исчерпала свои энергетические ресурсы.