Древо жизни

Жак Кристиан

Медленно, чтобы не испугать малыша, Икер освободил его от засохшей корки болотной грязи, пленником которой он стал. У несчастного были лишь кожа да кости, бока провалились.

— Я заберу тебя отсюда и выхожу — сказал ему Икер. — Будешь жить со мной.

Большие карие, полные ужаса глаза осленка говорили о том, что у него сохранились недобрые воспоминания о первых опытах общения с человеком.

Чтобы успокоить его, Икер присел рядом и сделал попытался приласкать животинку. Раненый осленок задрожал от страха,

уверенный, что сейчас его еще и побьют. Прикосновение ласковой и теплой руки было удивительно и успокаивало. Постепенно юный писец завоевал его доверие.

— Нужно выйти отсюда и накормить тебя.

Серый комочек был совсем невесомым. Икер боялся, как бы его движения не вызвали отчаянного сопротивления малыша. Но осленок, напротив, прижался к нему, почувствовав себя наконец в безопасности.

Неожиданно, когда его спаситель выбрался на дорогу, которая вела к крестьянским посевам, осленок забился и застонал. Причину его страха угадать было нетрудно: какой-то вооруженный вилами крестьянин быстро шел к ним большими шагами.

— А ну, брось это чудовище в болото, — грубо закричал он, — и пусть там его сожрут крокодилы!

— Где ты видишь чудовище? Это всего лишь раненый изголодавшийся осленок!

— Ты плохо его разглядел!

— А я считаю, что хорошо! И я заявляю, что с ним плохо обращались. Если виноват в этом ты, то тебя накажут.

— Виноват в том, что избавился от зловредного создания? Да меня наоборот похвалят!

— Почему ты его так называешь?

— Я тебе сейчас покажу.

— Нет, не подходи!

— Посмотри, вон там, на затылке! Видишь — отметина!

Икер увидел несколько рыжих волосков.

— Эта скотина — порождение Сета, она приносит несчастье!

— В то место, куда ты бросил этого осленка, предварительно избив его, меня привел ибис Тота. Ты веришь в то, что бог писцов не способен отличить добра от зла?

— Но пятно... Ведь рыжие — это порождение Сета!

— Возможно, это животное будет обладать его силой и одновременно будет очищено от зла ибисом Тота.

— А ты кто такой?

— Я — ученик писца из класса генерала Сепи.

Тон крестьянина изменился.

— Хорошо, может быть, все можно уладить. Этот осленок — моя собственность, но я дарю его тебе при условии, что ты не подашь на меня жалобу.

— Ты многого от меня хочешь.

— Послушай, я считал, что поступаю хорошо, и суд наверняка меня оправдает! Откуда я мог знать, что сюда вмешается Тот?

— Хорошо, друг, сделка заключена.

Счастливый оттого, что так дешево отделался, крестьянин убрался восвояси. Почти тотчас же осленок снова оживился.

Когда с севера подул мягкий бриз, серый комочек потянул с интересом воздух. В его глазах наконец-то появилось любопытство к тому миру, который его окружал. Глазами, полными бесконечной любви и признательности, осленок посмотрел на своего спасителя. Он пробуждался к жизни.

— Твое имя само нашло тебя, — сказал Икер. — Тебя будут звать Северный Ветер.

35

Спрятавшись в Дельте, в двух днях ходьбы от города Имет, Кривая Глотка и его ученики жили охотой и рыбной ловлей. Каждый день они пировали, а их начальник пользовался этим, чтобы еще больше ужесточать тренировки. В таком месте было легко организовывать засады и воображать парады. Два новобранца потеряли здесь свои жизни, но речь шла о подготовке минимума бойцов, удовлетворяющих жестким требованиям. Кривая Глотка убеждался, что его работа приносила свои плоды и что его спецбойцы вскоре будут готовы к действиям.

Стать главарем самой сильной банды грабителей, которых когда-либо видала земля египетская, — такова была цель Кривой Глотки. Он принесет столько страданий своим врагам, что в конце концов они будут произносить его имя с трепетом.

— Часовой сигналит нам о появлении чужаков, шеф.

— Невозможно... Ну, мы сейчас и повеселимся! Все по местам.

Такая «неожиданность» была, разумеется, предусмотрена. И команда Кривой Глотки была приготовлена, чтобы уничтожить нарушителей спокойствия.

— Сколько к нам пожаловало любопытных?

— Четверо мужчин.

— Ну, это слишком просто! Ими займутся двое.

Этот день был для Бешеного счастливым, потому что Кривая Глотка узнал его раньше, чем успел метнуть в него свой нож.

Со своим напарником он раздвинул тростники и внезапно появился перед Бешеным, который от неожиданности чуть не упал.

— Привет, старина! Как вы добрались?

— Ты напугал меня, дурак!

— Но... слушай, где же шеф?

— Патруль стражников пустыни арестовал его и, возможно, отвел в Сихем.

— Почему же вы не перебили стражников?

— Их было слишком много. А, кроме того, Провозвестник приказал нам бежать.

— Печальный конец карьеры для такого парня, как он, — пожалел Кривая Глотка.

— Ну что ты несешь! Мы отправимся в Сихем и освободим его.

— Бешеный, ты бредишь! Ты считаешь, что египтяне совершат ошибку и оставят город без наблюдения? Там останется целый полк, и нам это будет не по плечу.

— Разве твои ученики плохо выучены?

— Они — для точечных операций, а не для удара по всему фронту.

— Мы же нападем не на казарму, а на тюрьму.

— Во-первых, ее хорошо охраняют, и нет уверенности в том, что мы освободим Провозвестника. А, кроме того, мы, конечно, придем слишком поздно.

— Почему это?

— Потому что его казнят. Ты что, веришь в то, что фараон будет нянчиться с зачинщиком бунта?

Бешеный поморщился.

— Твой Провозвестник уже мертв. И отправляться в Сихем равносильно самоубийству. Вот так, Бешеный.