Древолюция
Шрифт:
Трактор летел по просеке на максимальной скорости. Лишь миновав ворота лесопилки, Петр Петрович затормозил и остановился. Распахнув дверь, он выскочил из кабины и подбежал к сидевшим в курилке мужикам.
— Мужики, я змей на просеке видел! Вот таких! — он растопырил руки как можно шире. — Черных!
Рабочие переглянулись.
— Тише ты, Петрович, — сказал один. — Выпил, так не шуми!
— Какой там выпил… — увидав подходившего мастера, Гориков притих.
— Почему пустой приехал? — спросил Вожаков.
— Да… — невнятно выговорил Гориков. — Я там..!
—
— Да какое «дыхните»! Там змеи!
— Дыхните!
Гориков неуверенно дыхнул.
— Вы пьяны! — резко сказал мастер. Обращение на «вы» не сулило ничего хорошего. Курилка притихла, ожидая развязки.
— При чем тут «пьян»! Работать невозможно! В лесу змеи вот такие!
– снова развел руки Гориков
— Я вас отстраняю от работы. Сейчас же напишете объяснительную. Я вас уже предупреждал.
— Так я… Я видел! — загорячился Петрович, не глядя на сослуживцев, подававших успокаивающие знаки: мол, помолчи, авось обойдется, а с начальством спорить, как против ветра…
— Вот в объяснительной и напишете, что вы видели. Жду вас через пятнадцать минут.
Вожаков развернулся и пошел в каптерку. Он спиной чувствовал неприязненные взгляды, но решил быть твердым до конца. Некоторые до сих пор считают, что можно пить, воровать, прогуливать как при Советах, и тебе ничего не будет. Хорошо, что сейчас изживается эта гниль! Николай совершенно не жалел многочисленных дымовцев, уволенных с лесопилки за пьянки и воровство. Хватит, воровали семьдесят лет, всю страну растащили, должен же этому конец прийти! И дело не в том, частное предприятие или государственное, а в том, чтобы делать свое дело честно. Он гордился своей непоколебимой позицией. И пусть за спиной болтают, что он перед начальством жопу рвет. Он верил, что поступает правильно, и если все станут работать как он, на совесть, болея за дело, Россия станет другой.
Асфальтовая дорога была более–менее сносной, и Поборцев гнал под восемьдесят. Лес расступался, открывая очередной поворот, и Алекс плавно входил в него, почти не снижая скорости. Впереди показался огромный выцветший на солнце синий щит с надписью: «Берегите лес — наше богатство!» Прямо за щитом валялось черное обугленное дерево. Через двести метров он увидел светлое пятно на обочине и, приблизившись, разглядел бежевую машину, уткнувшуюся в сосну. Из-под помятого капота поднимался дымок. Авария! Включив «аварийку», Алекс съехал на обочину и остановился.
За рулем сидел скрюченный водитель. Поборцев дернул дверь, но она не открывалась. Заклинило. Рванул еще раз. Слава Богу, открылась. Мужчина лет пятидесяти был без сознания. Кроме него, в машине никого не наблюдалось. Поборцев вытащил водителя на траву подальше от раскуроченного двигателя — мало ли, загорится! Что теперь делать? Надо везти в больницу, то есть ехать обратно. Черт, вся поездка накрылась! Но что поделаешь — не бросать же человека.
На силу он никогда не жаловался, но волочить потерявшего сознание человека в машину оказалось делом нелегким. Алекс втащил раненого на заднее сиденье и сел за руль.
Обратная дорога казалась длиннее.
— Дерево… На дороге… — вдруг простонал раненый. Поборцев повернулся к нему. Очнулся!
— Эй, ты как? Держись! Скоро будем в больнице! — он повернулся обратно и вовремя: машину занесло на крутом повороте, Алекс ударил по тормозам и едва вырулил. Хорошо, что не было встречных.
— Я врезался в… дерево… — отчетливо сказал раненый. — Оно…
— Что? — переспросил Поборцев. На этот раз он обернулся быстро, но успел заметить, что человек вновь потерял сознание.
Он домчался до перекрестка, заметил вдалеке знакомую фигуру постового и повернул к Дымову.
Больница находилась на центральной улице, называвшейся, как ни странно, не именем Ленина или героя войны, а просто и незамысловато: Рубленая. Говорили, что и ее едва не постигла участь бума переименований, случившегося после перестройки, но дымовцы отстояли старинное название своей главной достопримечательности. На Рубленой до сих пор сохранилось несколько построенных едва ли не в восемнадцатом веке деревянных домов. А когда-то здесь все дома были такими, и мостовая была из дерева, благо леса вокруг хватало, на сто километров вокруг простиралась живая, бескрайняя тайга.
Затормозив у больницы, Поборцев забежал в вестибюль.
— У меня человек в машине раненый, в аварию попал! — выпалил он в окошко регистратуры. — Вызывайте врачей!
Медсестра–старушка засуетилась, накручивая телефонный диск, а Поборцев сбежал вниз, к машине. Вскоре подоспели врачи. Пострадавшего переложили на носилки, а Поборцева попросили пройти для оформления.
— Какое оформление, я не знаю его, в лесу нашел! — горячился Алекс. Он не любил опаздывать, а дядя, наверно, уже ждет его у озера, волнуется, думает, что с ним что-нибудь случилось. Но доктора не отпускали.
— Мне ехать надо, понимаете! Вот паспорт, запишите данные, вон машина, номер можете записать. Да, в лесу нашел! Да не сбивал я его! У меня машина целая, можете посмотреть!
Он увидел подъезжающий милицейский «уазик» и понял, что застрянет здесь надолго.
Желто–оранжевая машина техпомощи остановилась у обнаруженного обрыва. Один из столбов лежал в канаве, оборванные провода скрутились в огромный пружинящий жгут, рядом валялась ель, с корнями вывернутая из земли. Ремонтники выпрыгнули из машины.
— Ни фига себе! — присвистнул один. — Как здесь елка-то оказалась?
— Может, вихрем каким-нибудь принесло, — сказал второй. — Как же еще?
— Так не было ураганов. Погода третий день хорошая.
— Значит, был! — отрезал старший. — Работать надо. Поселок уже час без света. Паша, готовь лебедку.
— Слушай, здесь лебедка не поможет. Кран нужен.
— Смекалку проявлять надо. Подцепим тросом и поставим.
— Не получится ничего.
— А я говорю — получится!
Один из ремонтников подошел к дереву: