Друд – сын пирата

Ковалева Марина

Полная луна плывёт по небу, погружая щёки в пухлые облака, жёлтое, холодное солнце оборотней. Неотрывно глядит на неё с балкона своей резиденции владетельный князь Карл–Александр, словно хочет увидеть в ней, как в волшебном зеркале, своего врага – герцога Фёррила. Он меряет балкон большими шагами, барабанит пальцами по предплечьям сплетённых рук, словно волк в ночи. Он ждёт, когда же враг, изведённый его укусами из–за угла, выразит протест и даст возможность, обвинив его самого, начать открытые военные действия. Карл-Александр молод. Он рождён героем. Он должен встряхнуть старую политическую карту мира, чтобы занять

на ней место, которого заслуживает и по уму, и по рождению. Свет луны пьянит его и вызывает к жизни картины неясного будущего.

Много людей не спят этой ночью. Вот торговый корабль, тихо скользя тёмной тенью по серебрящейся морской ряби, подходит к северной оконечности острова Скалла-Вера. Без лоцмана, словно по знакомой дороге, проходит он между двумя выступами меловых скал, у подножия которых кипит белая пена, и попадает в тихий залив. Зачем он очутился в этом пустынном месте? Как он прошёл Релеверский залив и не был потоплен каперами Северных провинций? От берега к кораблю направляются две шлюпки. Первым на борт поднимается коренастый человек с загорелым лицом и густыми волосами, напоминающими гриву льва.

Он обнимает капитана крепкими руками, до боли стискивая железными ладонями с короткими пальцами.

– Здравствуй, Бродяга, – говорит капитан.

– Здравствуй, Эсклермонд, – отвечает Бродяга.

Люди со шлюпок при помощи матросов поднимают из трюмов тяжёлые деревянные ящики. Перевезя одну партию на землю, они возвращаются за следующей.

– Тебе не стоит идти с кораблём в Ваноццу, – говорит Бродяга. – Там вот-вот будут конфисковывать корабли тех, кто был связан с Мартовским мятежом.

– Я и не собираюсь. Корабль мой, личный, – отзывается Эсклермонд. – Я вернусь в Ваноццу сушей, словно меня потопили каперы. Нужно увидеться со стариком, отдать ему выручку.

– Это правильно, но будь осторожен, как бы не попасть в руки нашего общего друга – Шёлкового паука.

– Ты узнал о том деле, Бродяга? – спрашивает капитан, и голос его обрывается.

– Да, – тихо роняет Бродяга и отступает на шаг, в темноту. – Они все повешены во дворе сенкатаренской крепости. Месяц назад.

Капитан Эсклермонд поплотнее запахивается в плащ и сумрачно смотрит на синие вершины меловых скал. Он смотрит так долго и так внимательно, что глаза его начинают слезиться.

Луна прячется в облаках. Всё окутывается мраком. Корабль покачивается и скрипит деревянными частями. Однообразный и унылый звук похож на скрип бруса виселицы.

Выглянув из укрытия, луна заглядывает в переплёт маленького окошка, за которым пухлый и белый священник при свете свечи пишет на длинном листе. Что он пишет в маленьком домике на окраине города Сен- Катарен, обвитого плющом и виноградными лозами? Должно быть, это воскресная проповедь, а может быть, просьба о помощи одинокому бедняку, обращённая к богатому покровителю?

«Спешу довести до Вашего сведения, – выводит тонко очиненное перо святого отца, – что по слухам владетель де Вер, известный также под прозвищами Нищеброд и Бродяга, действительно скрывается в горах на севере провинции. В ближайшее время он должен получить помощь оружием от своих сторонников их Мирлауда. Также говорят,

он будет искать поддержку для своего дела у герцога Фёррила. Ниже перечисляю имена и прозвища «Сторонников Объединённых провинций», которые мне удалось выяснить: 1) Сигюрдарре Борстен, 17 лет, сын «мартовского» мятежника, писарь в Сиротском суде, признался на исповеди; 2) некий Нину…»

Так много бодрствующих этой ночью. Волчье солнце тревожит тех, кто имеет больше, чем один облик. Сонно шумят листья старых лип в саду наместника Скалла-Веры Кристиана Беера, но его окно горит, словно всевидящий глаз. Чем же занят этот человек, окрещённый «христианином»?³

Маленький, с лицом, похожим на мордочку печальной обезьянки, он нервно ходит взад–вперёд по комнате, временами резко останавливаясь и вцепляясь пальцами, покрытыми чёрными волосками, то в край стола, то в спинку стула. Глаза его прищуриваются, угол рта скептически ползёт вниз, в то время как маленький закрученный ус указывает вверх. Могучий ум упрятан в тщедушное тело, жалкие очертания которого не могут скрыть ни расшитый алый кафтан, ни кружевное жабо, ни башмаки на высоких красных каблуках.

– Пишите, – диктует наместник секретарю. – Всякий, кто доставит сведения о местонахождении Лавранса Маригюрда, владетеля де Вер, по прозвищу Нищеброд, получит награду в тысячу моллеров. Тот, кто доставит его мёртвым, получит двадцать пять тысяч моллеров. Тот, кто доставит его живым, получит пятьдесят тысяч моллеров. Всякий, кто доставит сведения о лицах, ведущих разговоры или активно способствующих отложению провинции от власти истинного регента – принца Карла-Александра, получит 100 моллеров. Для избежания оговоров лица, доставленные в вёльнерство, должны быть приведены к присяге Его Высочеству Карлу-Александру на кресте и Евангелии. В случае отказа они должны быть казнены в тот же день, в случае принесения – отправлены в заключение до полного выяснения обстоятельств их дела. Вы успеваете, Ланселин?

–Успеваю, господин наместник, – тихо говорит секретарь, перо которого с тихим скрипом бегает по бумаге.

–Поставьте число, Ланселин. Обозначьте, что документ написан вами.

–Хорошо, господин наместник.

«Написано рукой дежурного секретаря Осе Ригюрда Ланселина», – быстро выводит со всеми завитушками и росчерками юноша.

–Теперь дайте мне подписать, – говорит наместник, внимательно глядя на Осе Ланселина.

Но лицо юноши непроницаемо. Глаза опущены. От ресниц на щёки падают тени. Он кладёт перо и встаёт из-за стола. В движениях нет ничего, кроме усталости. Юноша подходит к Кристиану Бееру и протягивает ему приказ. Их глаза встречаются. Хотя Осе стоит против света, наместник цепким взглядом охватывает его лицо. На дне глаз юноши – стеклянная пустота.

Наместник широким росчерком пера подписывает приказ. Затем он обнимает секретаря за плечи и ведёт к столу, якобы положить бумагу, а на деле проверяет, не выдаст ли трепет тела внутреннее состояние юноши.

–А теперь езжайте домой, мой мальчик, – отеческим тоном говорит наместник. – Ваш рабочий день сегодня затянулся.

Осе кланяется, берёт шляпу и выходит. Беер тушит свечи и смотрит в окно, как секретарь садится в карету и выезжает за ворота дворца. Отеческое выражение, как старая шкура со змеи, сползает с его лица.