Друг или враг?
Шрифт:
Затем я стал думать над вторым вопросом. Почему у меня в памяти его лицо связывается с какими-то необычными обстоятельствами? Почему, увидев его в голландской форме, я насторожился? Моя память связывала этого офицера с каким-то событием, имевшим отношение к немцам. И, вот так рассуждая, я избрал правильный путь. Дверца соответствующего ящичка в моей памяти широко открылась — и факты посыпались один за другим.
Одиннадцать лет назад, в 1932 году, я встретил этого незнакомца тоже на улице, но в Амстердаме. У него на лацкане пиджака красовался значок вновь организованной в Голландии нацистской организации. С тех пор я не видел этого человека.
У меня возникло подозрение, и я решил немедленно проверить этого офицера. Я послал запрос в голландский военный штаб и вскоре узнал о незнакомце все, что хотел. Это была не совсем обычная история. Гельдер (фамилия офицера) прибыл из Голландии вместе с одним журналистом. Им удалось уехать по общей чилийской визе, которую им дал чилийский посол в Голландии мистер Вега. Они пересекли Францию и Испанию и достигли Португалии. Билетов на самолет там не оказалось, поэтому они пароходом выехали в Кюрасао в Голландской Вест-Индии, откуда отправились в Соединенные Штаты и затем — в Канаду.
Голландские власти сообщили мне, что до войны Гельдер был офицером войск местной обороны, поэтому по прибытии в Канаду был зачислен в голландскую армию, после чего прошел соответствующую подготовку и получил назначение. Вместе с отрядом Гельдер был отправлен в Англию, где его отряд влился в голландскую армию, готовящуюся к освобождению своей страны. Так как он прибыл в Англию в военной форме и вместе с солдатами, он не проходил соответствующей проверки. Голландские власти сочли это формальностью, поскольку Гельдер уже трижды успешно проходил проверку — в Португалии, Голландской Вест-Индии и в Канаде. И, как полагал голландский штаб в Лондоне, он был истинным патриотом и хорошим офицером.
Все это так. История Гельдера не была необычной, хотя далеко не каждый бежавший из Голландии путешествовал с удобствами, имея разрешение на выезд. Но его уже трижды проверяли, и он успешно прошел эти проверки. Что же мог сделать я?
Однако я не мог успокоиться. Мне не давал покоя значок голландских нацистов, который он носил одиннадцать лет назад. Возможно, вступление в фашистскую организацию было ошибкой молодости, но в то же время оно могло свидетельствовать и о действительных интересах Гельдера. Я послал запрос его начальнику с просьбой разрешить мне побеседовать с лейтенантом Гельдером. Моя просьба была удовлетворена. И через несколько дней после того, как я встретил Гельдера на Пикадилли, он явился ко мне в кабинет на Итон Сквере.
Я предложил ему сесть и, пока объяснял, что эта беседа — пустая формальность, присматривался к нему. Гельдер был человеком среднего роста, с коренастым мускулистым телом, начинающим слегка полнеть. У него были маленькие усики, небольшая лысинка, короткие волосатые руки и толстые сильные пальцы. Смуглый, на вид здоровый человек. Он казался образованным и интеллигентным, но было в нем что-то грубое. Скрипучий и грубый голос, какая-то развязность. Этот человек, как видно, привык идти своим путем и наслаждаться жизнью. (Как я узнал позже, солдаты не любили его за упрямство и несговорчивость.)
Здесь я хотел бы отклониться от темы. Уже в первые годы работы я понял, что контрразведчик, прежде чем вести допрос, должен собрать как можно больше сведений о подозреваемом. А будучи начальником следственного отдела в Королевской викторианской патриотической школе и позднее начальником голландской контрразведывательной миссии при главном штабе экспедиционных сил союзников в Европе, я учил своих подчиненных вести первый допрос по заранее намеченному плану. До допроса на каждого подозреваемого заполнялась анкета. В ней содержались следующие вопросы: а) имя и фамилия, возраст, место и год рождения подозреваемого; б) имя и фамилия, год рождения отца, матери, братьев и сестер, их местопребывание; в) фамилия, год и место рождения, национальность жены и ее родителей, девичья фамилия жены и ее матери; г) образование и знание языков; д) занятия с момента окончания школы, перечисление стран и городов, в которых подозреваемый был по делам службы или во время отдыха. Последним стоял вопрос: «Состояли ли вы когда-либо членом какой-нибудь политической организации или партии?»
Эта анкета преследовала двойную цель. Во-первых, она содержала основные сведения о подозреваемом, что служило основой для первого допроса. Во-вторых, если подозреваемый выступал под вымышленной фамилией, его легко было разоблачить. Человек, который выдает себя за другого, заранее выучивает автобиографию. Однако вполне вероятно, что он не сможет без запинки подробно рассказать о своих родственниках. Во время допроса он может не сразу сказать возраст своей двоюродной сестры или назвать девичью фамилию вымышленной тещи, что немедленно выдаст его.
Из ответов Гельдера на эти первые вопросы я узнал, что он родился в еврейской семье, но перешел в католичество, так как женился на бельгийке дворянского происхождения. До войны он был директором отделения крупной американской кинокомпании в Голландии. Одно время служил в войсках, имея чин лейтенанта. На все мои вопросы Гельдер отвечал без запинки. А когда я наконец спросил его, состоял ли он членом какой-либо политической организации или партии, он твердо ответил: «Нет, сэр!»
Я сразу же переключился на вопросы, связанные с его выездом из Голландии во время войны.
— Можете ли вы вспомнить день и час, когда вы пересекли голландско-бельгийскую границу?
— Извините, сэр, но я не пересекал бельгийской границы.
— Не пересекали?
— Нет, сэр. Только по воздуху. Сначала мы отправились во Франкфурт в Германии, а оттуда через Швейцарию попали в Южную Францию и, наконец, в Испанию и Португалию.
— Это похоже на туристское путешествие, — заметил я. — Но скажите, как вам удалось проехать через Германию? Любой человек, которому посчастливилось получить разрешение на выезд из оккупированной Европы, изберет кратчайший путь. К тому же немцы не дураки, чтобы позволять эмигрантам путешествовать по Германии, где они могут собрать ценные сведения о военных объектах и результатах бомбардировок союзников.
Гельдер громко рассмеялся. Это был и горький и торжествующий смех.
— Дело в том, сэр, что и мой друг и я имели чилийские визы. А немцы с уважением относятся к подобного рода документам.
Ответ Гельдера не убедил меня, но я промолчал. Даже если немцы и отнеслись с уважением к чилийским визам, у них не было причин не отправить Гельдера и его друга журналиста кратчайшим путем. Кроме всего прочего, Гельдер был евреем. Я знал, что в глазах гестапо еврей всегда еврей, независимо от религии. Женитьба Гельдера на христианке высокого происхождения могла спасти его от заключения в концентрационном лагере, но она не могла избавить его от постоянного надзора и периодических допросов в гестапо. Любой еврей, как бы богат и известен он ни был, являлся анафемой в глазах гестапо. По-видимому, Гельдеру не разрешили бы покинуть Голландию да еще проехать через Германию, если бы он и его компаньон не были полезны немцам.