Друг на «Фейсбук»
Шрифт:
А Грэйс никуда не торопилась, водила машину аккуратно. До последних дней, представляете? После смерти мужа дети уговаривали: мама, пересаживайся в меньшую машину, тебе уже не 20/30/40/50/60, брось ты свой огромный «кадиллак», парковаться трудно, шея плохо работает, слух уже не тот… И уговорили – пересела в «олдсмобиль». Каждый день звонила детям: зачем я вас послушала, ненавижу эти дурацкие «олдсмобили», не зря их сняли с производства. И дети не выдержали. На юбилей, 80-летие, в 1980 году подарили ей большой «кадиллак» – небесно-голубой с белым верхом. Он ушел в небытие вместе с ней в 2003
Не все, правда, соглашались с ней ездить. Хотя она только слышала плохо, зато видела – дай бог каждому! А ведь это главное в вождении автомобиля, не правда ли?
На своей шикарной машине каждый вечер Грэйс отправлялась к друзьям играть в бридж. Сначала играла с четой Дженкинсон и мэром их городишка. Когда те отошли в мир иной по очереди, Грэйс, не задерживая взяток на прикупе, стала играть с четой Стэнли, затем – Гейлорд. Партнеры в бридж молодели, и однажды миссис Стадерс, эта шестидесятилетняя соплячка, не выдержала и сказала Amazing Grace:
– Миссис Андерсон, мы вынуждены отказаться от игры с вами, потому что ваш слух уже давно неидеальный, и мы не можем весь вечер орать наши ставки. Вы должны что-то с этим делать. Купить слуховой аппарат, может быть?
– Да, моя милая, – первый раз в жизни испугалась Грэйс. Кто бы мог подумать, что эта дура Стадерс посмеет отлучить ее, Amazing Grace, от бриджа?! – Конечно. Завтра же пойду к доктору.
На следующий день Грэйс села в свой бело-голубой «кадиллак» и поехала в больницу. Страх потерять опять партнеров в бридж был сильнее ненависти к докторам. Она прошла все тесты, сдала все анализы, провела несколько дней в стационаре и в конце концов стала обладателем новенького, по последней моде – цвета шампанского – слухового аппарата.
Теперь, когда кто-нибудь звонил ей, она снимала трубку:
– Хелло!
– Мама, ты меня слышишь? Как ты?
– Прекрасно! Секундочку!
Следовала некая возня. Дети подозревали, что мама надевала свой новый роскошный аппарат… и в трубке раздавалось жизнерадостное:
– Can you hear me better now? Сейчас вам лучше слышно?
Столетний юбилей Удивительной Грэйс отмечали вместе с миллениумом три дня. Собрались всей семьей. Дети, внуки, правнуки. Сестры, к сожалению, ушли. Грэйс была самым младшим ребенком в семье.
В пятницу, после того как вся семья после перелетов из 1 разных штатов собралась наконец-то в одном отеле, у парадного входа остановился «кадиллак» Грэйс. На пассажирском сиденье красовался сорокалетний партнер по бриджу, тренер по гольфу и просто друг Грэйс. «Детки, – сказала Грэйс спустившимся в холл сыну, дочери, невестке, зятю, внукам, – что вы такие скучные? Прыгайте в "кадиллак", поедем веселиться!»
И они веселились. И неустающая Грэйс ни на минуту не покидала компанию.
Подкосила ее смерть дочери Лиззи. Случилось это за день до падения башен-близнецов. Может быть, поэтому всеамериканская трагедия 9/11 прошла мимо нее, не зацепившись за память 101-летней женщины.
Я спросила у сына Удивительной Грэйс:
– А отчего умерла ваша сестра?
– От старости, – усмехнулся он. – Я родился, когда Удивительной
После смерти дочери Грэйс перестала ездить на бридж. Когда сын звонил и спрашивал, как прошел день, мама отвечала:
– Так же, как вчера. Утром я открываю жалюзи, а вечером – закрываю. А между… ничего не происходит.
Когда медсестра наконец отключила монитор, сын невольно посмотрел в окно.
«Я открываю жалюзи и закрываю их».
Как правильно делать шопинг
Подруга детства Марина приехала в гости. Из Нью-Йорка – города контрастов и моды – в нашу деревню Херндон, штат Вирджиния, – тихую гавань, скромную обитель.
Первые два дня мы перемывали косточки всем, кого могли еще вспомнить. На третий – отправились на шопинг. В принципе, нам ничего не было нужно, кроме летнего белого пиджака, сумки, бежевых брюк и какого-нибудь шарфика.
Из деревни Херндон доехали до ближайшего молла, где есть все. Белые пиджаки всевозможных фасонов висели в каждом бутике, сумки с самыми эксклюзивными именами на ярлычках горами высились на прилавках и за стеклянными дверцами шкафчиков, гламурные шарфики в глянцевых кольцах изысканно переливались всеми цветами и порхали, как бабочки, под дуновением кондиционеров, брюки всех оттенков бежевого призывно обтягивали бедра манекенов. Мы примерили все, на чем задержался взгляд, покрасовались перед зеркалами, прикладывая сумки к брюкам и пиджакам, подефилировали в шарфиках, придирчиво разглядывая друг друга в различных комбинациях: пиджак + шарфик, брюки + сумка, сумка + брюки, пиджак + сумка + брюки и т. д.
– Нет, Вика, – вынесла приговор Марина, – надо худеть. Не смотрится ничего. Ничего не подходит. Сначала надо сбросить килограмм пять-десять, а потом примерять бежевые брюки и белые пиджаки.
– Может быть, шарфик купим? – жалобно заныла я.
– Нет! Первым делом – худеть.
– Или сумку? – просила я. – Вон ту, желтую.
– Нет, желтый цвет полнит, – отрезала безжалостная Марина. – И я извиняюсь, но у вас возмутительные цены. Где обещанный сейл? Где нью-йоркские распродажи, где скидки на брендовые вещи нового сезона или хотя бы старого? Где, я тебя спрашиваю? Та тряпка, называющая себя белым пиджаком, стоит 300 $, а бежевые «брюки», – Марина изобразила кавычки, загнув второй и третий пальцы, – мне моя гордость не позволяет купить за 150 $. Двадцатка – их красная цена.
– Ну и славно, деньги не потратили, богаче будем. Может, пойдем выпьем? – предложила я. – Тут очень симпатичное место есть. «Мими-кафе».
Мы отправились в кафе напротив молла, по дороге рассуждая о том, какие идиоты проектировщики модных бутиков: понаставили зеркал, которые намеренно полнят, и свет яркий в примерочные провели, чтобы пугать покупательниц – все ж изъяны фигуры видны.
– Я бы, – горячилась Марина, – ввинтила приглушенные споты, направленные исключительно в пол, а не в зеркало. А зеркала бы заказывала специально только дымчатые и которые фигуру вытягивают, а не укорачивают и приплющивают. Как они вообще что-то продают?