Другая хронология катастрофы 1941. Падение «сталинских соколов»
Шрифт:
В ночь на 22 июня в Кобрине никто не спал – ни в штабе 10-й САД, ни в штабе 4-й армии. После полуночи Белова вызвали к командующему 4-й армией генерал-майору Коробкову. Состоявшийся разговор в мемуарах Белова описан так:
«Генерал Коробков был один.
– Получен приказ привести штабы в боевую готовность, – сказал он.
– В таком случае я подниму дивизию по тревоге.
– Не паникуйте, – остановил меня командующий. – Я уже хотел поднять одну дивизию, но командующий округом запретил это делать.
–
Около 2 часов ночи даю приказ «Боевая тревога». Он передаётся по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трёх полков о получении сигнала и его исполнении (подчёркнуто мной. – М.С.) …»
Это – мемуары. В документах 123-го ИАП мы находим чёткое подтверждение и получения, и исполнения приказа: «В 2.00 22.6.41 полку, базирующемуся на аэродромах Стригово, Именин, Брест и Лыщицы, объявлена боевая тревога и предварительным распоряжением поставлена задача – быть в готовности к боевым действиям». (253) В документах 33-го ИАП обстоятельства объявления боевой тревоги описаны самым удивительным образом:«1. В 3.10 22 июня 1941 г. на аэродроме Куплин была объявлена боевая тревога. Причиной объявления тревоги являлось то, что неизвестный самолёт произвёл налёт на аэродром Куплин и открыл стрельбу по новостроящемуся аэродрому Пружаны и по северной окраине города Пружаны». (254)
Что за «буревестник» носился в предрассветной мгле над Пружанами и аэродромом Куплин (4 км северо-восточнее Пружан) – на этот вопрос у меня нет даже предположительного ответа. В любом случае потерь на земле не было, и 33-й ИАП был своевременно разбужен: «2. Полк в составе 31 самолёт (из них 25 И-16 и 6 И-153) был подготовлен для боевых действий и рассредоточен поэскадрильно на аэродроме Куплин. Личный состав полка находился до объявления тревоги в расположении лагеря, а после объявления – у самолётов, ожидая сигнала вылета для отражения налёта бомбардировщиков и истребителей противника». (254)
Телефонная связь с аэродромом Малые Зводы оказалась нарушена (аэродром находился в 15 км от границы, и там уже вполне могли «поработать» немецкие диверсанты), и Белов отправил в 74-й ШАП своего заместителя: «Не будучи уверен, что 74-й штурмовой полк принял сигнал боевой тревоги, посылаю туда полковника Бондаренко… Полковник Бондаренко вылетел в 74-й ШАП на самолёте По-2 (трудно «лишить связи» авиадивизию, самолёты которой сами по себе являются прекрасным средством связи. – М.С.) в 3 часа ночи и по прибытии объявил боевую тревогу». (216)
Так по-разному, но во всех случаях – до первого налёта авиации противника, – была объявлена боевая тревога в частях 10-й САД. Боевые действия дивизии в районе предвоенного базирования продолжались очень недолго – это видно не только из документов полков и дивизии, но и из отчётов немецких истребительных эскадр, где сообщения о сбитых в районе Брест-Кобрин советских истребителях заканчиваются примерно в 10 – 11 часов утра 22 июня. Провели же эти первые 6 – 7 часов войны авиаполки дивизии ещё более различным образом.
Заметные следы боевых действий 74-го ШАП обнаружить не удалось. Боевое донесение № 1 штаба 10-й САД к 14.45 22.6.41 г. (написано чёрным карандашом на листке школьной тетради в клеточку) коротко констатирует: «74 ШАП, дислоцированный на аэродроме Малые Зводы, матчасть от штурмовых атак и бомбардировки выведена на 100%. Потерь лётного состава не имеет, выехали в направлении г. Пружаны (т.е. к месту постоянного базирования полка и проживания семей комсостава. – М.С.) ». (255) В послевоенных мемуарах полковника Белова этот эпизод описан чуть более подробно:
«4 часа 15 минут. Аэродром 74-го штурмового полка подвергся налёту авиации. Средств ПВО на аэродроме совершенно не было. 10 «мессершмиттов» в течение нескольких минут расстреливали самолёты. В результате все пятнадцать И-15 и два Ил-2 были уничтожены. Лётчики, находившиеся в самолётах, взлететь не успели. Оставшийся без самолётов (подчёркнуто мной. – М.С.) личный состав забрал документы, знамя и под командованием начальника штаба майора Мищенко убыл на восток…»
Полковник Белов ушёл из жизни в 1972 году. Спросить его – что значит «все пятнадцать», если их всех было 62, – уже невозможно [23] . Некому объяснить, каким образом уцелели «лётчики, находившиеся в самолётах», если самолёты при этом оказались полностью выведены из строя. Настолько «полностью», что ни чинить, ни эвакуировать стало нечего. При существующей по сей день ситуации с закрытостью архивных фондов военной прокуратуры мы даже не знаем, спросил ли кто-нибудь командира 10-й САД о том, почему на аэродроме в 15 км от границы «совершенно не было средств ПВО». Если их и вправду не было. Известно лишь донесение уполномоченного 3-го отдела (контрразведка) по 10-й САД товарища Леонова от 27 июня 1941 года, где та же мысль выражена несколько иначе: «Зенитные пулемёты на аэродромах бездействовали». (53)
23
М. Тимин со ссылкой на материалы архивного дела ЦАМО ф. 35, оп. 11285, д. 318 сообщает, что незадолго до начала войны 74-й ШАП передал 13 И-15бис в состав 215-го БАП (12-я БАД), но из-за запаздывания в прохождении информации по инстанциям в большинстве других документов этот факт не отражён; если это сообщение соответствует действительности, то «их всех» было не 62, а 49 (34 И-15бис и 15 И-153).
Самое удивительное в истории исчезновения 74-го ШАП – это судьба 8 бронированных штурмовиков Ил-2, из числа которых «все два» были якобы уничтожены пулемётно-пушечным огнём на земле (что само по себе не слишком правдоподобно). Дело в том, что Ил-2 на тот момент считался совершенно секретным вооружением Красной Армии. В. Б. Емельяненко в своих мемуарах пишет, как в середине июня 1941 г. его 4-й ШАП перевооружался на Ил-2. Сначала лётчики изучали гидро– и электросхемы некого загадочного «самолёта Н», который им не показали даже на картинке! Когда же из Воронежа, с завода № 18, пригнали несколько первых «илов», то «военные с красными петлицами» (т.е. энкавэдэшники) зачехлили самолёты, опечатали завязки чехлов и выставили свою (!) охрану. (256)