Другая жизнь оборотня

– Очень легко любить сто тысяч людей и очень трудно любить одного человека…

Вслед за этой фразой раздался звон, я вздрогнула, обернулась и увидела на полу небольшую кучку осколков.

– Ой, ой, какая обида! – запричитала полная брюнетка, которая только что говорила про любовь. – Вещица мне так понравилась, прямо душа к ней потянулась, хотела ее взять, а Луиза разбила такую красоту.

– Вы желали получить эту вазочку? – уточнил молодой мужчина в строгом темном костюме и белой рубашке. – М-да, вот незадача… Нельзя же вручить

– Сама не понимаю, как это вышло, – начала каяться уронившая вазу стройная блондинка, чей возраст с первого взгляда определить было невозможно.

Я вздохнула. Да и при более внимательном рассмотрении нельзя понять, сколько лет Луизе, госпожа Шкодина выглядит максимум на сорок пять. Но учитывая, что они с Виктором состояли в браке более тридцати лет… Вздохнув, я посмотрела в висевшее на стене между двумя шкафами зеркало. Некоторые женщины ухитряются оставаться красавицами в любое время суток, независимо от обстоятельств. Чего никак не скажешь обо мне. Сейчас восемь утра, и на моей голове прическа, похожая на стог сена, глаза смахивают на щелки, на лице нет ни пудры, ни тонального крема. В общем, Дашутка а-ля натурель в собственном соку. А теперь взглянем на Луизу, хозяйку этого дома, – безупречная укладка, легкий макияж, идеальный маникюр, одета в красивое платье, на ногах шпильки на высоком каблуке. У меня возникает мысль: либо госпожа Шкодина вскакивает в шесть утра и, забыв позавтракать, начинает прихорашиваться, либо она спит стоя, чтобы не помять роскошные локоны.

– Ой, ой! – продолжала тем временем убиваться толстушка. – Ну как же теперь быть!

– Виктория Ивановна, дом большой, вы сразу не определяйтесь, – принялся утешать ее молодой мужчина в темном костюме, – осмотрите все, а потом принимайте решение.

– Но я хотела взять вазочку, – уперлась брюнетка, – с порога ее увидела и влюбилась.

– Простите меня, – сказала Луиза, – ей-богу, не нарочно ее задела. Не печальтесь, определенно найдете для себя нечто более привлекательное.

– Но я хотела, – капризно твердила толстушка, – я хотела…

– Не блажи, – остановил ее крепкий мужчина в джинсах и пуловере, – хватит причитать.

– Вот-вот, потому я и сказала, что очень легко любить сто тысяч людей и очень трудно любить одного человека. Сергей всех вокруг обожает: и коллег, и друзей, и прохожих на улице. А вот свою жену ему любить трудно. Вечно он меня…

Супруг толстушки рявкнул:

– Прекрати базар! Ты не поняла? Можно взять любую вещь. Да, Юрий Петрович?

Молодой человек в темном кивнул:

– Вы правы, Сергей Леонидович.

– Странно, однако, – пробурчал стоявший невдалеке курчавый блондин. – Ваза, по которой убивается Виктория, копеечная…

– Не совсем так, Анатолий Григорьевич, – мягко возразила ему Луиза. – Не подумайте, что я хвастаюсь, но в нашем доме нет копеечных, как вы сказали, предметов. Муж знал толк и в картинах, и в мебели, и в посуде. Фарфоровое изделие, которое я на ваших глазах превратила в прах, было произведено в начале шестнадцатого века на фабрике в Мейсене. Даже боюсь предположить, сколько за эту вазочку можно было выручить на аукционе.

К моему уху наклонился Феликс и шепнул:

– Неправда.

– Это не Мейсен? – так же тихо спросила я у мужа.

– Я плохо разбираюсь в этом, но помню, что фарфоровое производство в Мейсене возникло в тысяча семьсот десятом году. То есть не шестнадцатый, а восемнадцатый век, – уточнил мой профессор.

– В этом особняке столько всего. Хозяйка может и перепутать, – защитила я Луизу. – Наше Ложкино в разы меньше, и дом не забит картинами-статуэтками-посудой, но вот ты можешь сказать, что хранится в маленькой кладовой на первом этаже?

– А там есть чулан? – удивился супруг.

– Да, – вздохнула я, – причем довольно большой. Но убей меня бог, я и сама не назвала бы сейчас хранящиеся в нем предметы. А тут посмотри – места свободного нет. Конечно, Луиза перепутала…

– Все равно странно, – продолжал недоумевать Анатолий Григорьевич. – Пусть ваза дорогущая, хотя я такие на рынке за сто рублей видел. Но вон та картина над буфетом, это же Рембрандт. Значит, можно и его взять?

Не отвечая на вопрос, Луиза обратилась к мужчине в строгом костюме:

– Юрий Петрович, объясните еще раз гостям условия. А вы, пожалуйста, внимательно выслушайте нашего адвоката, господина Горюнова.

Адвокат оглядел присутствующих и заговорил на манер оратора, привыкшего выступать перед большой аудиторией.

– Уважаемые господа! Вы находитесь в доме Виктора Марковича Шкодина, известного врача, акушера-гинеколога. Будучи в преклонном возрасте, он недавно покинул нас, своих друзей и родственников, и ушел в мир иной. Виктор Маркович был потрясающим специалистом, тысячи женщин, став счастливыми матерями, молились за его здоровье и долголетие. Добрый Господь услышал их слова, поэтому господин Шкодин до конца дней был физически бодрым человеком, он ничем не болел, продолжал работать.

– И чего тогда на тот свет отъехал? – бесцеремонно перебил оратора Анатолий.

Адвокат горестно вздохнул:

– Увы, Виктора Марковича свалил обычный грипп. У него резко поднялась температура, подскочила до сорока, и врач сам себе поставил диагноз, велел купить противовирусный препарат. Начал принимать его, но температура не упала. Луиза никогда не спорила с супругом, или я просто об этом не знаю…

Вдова поправила нитку жемчуга, висевшую на шее, и пояснила:

– Я никогда не затеваю бесполезных разговоров. Лучше уступить, чем настаивать на своем.

– Вот бы у всех баб такая жизненная позиция была, – буркнул Сергей Леонидович. – А то некоторые как заведутся, так и остановиться не могут.

– Вот вам еще одна иллюстрация к моим словам про любовь. Про плитку вспомнил! – поджала губы Виктория Ивановна. – У нас большой дом с участком. На площадке, где машины стоят, и на подъездной аллее к главному входу лежал камень. Но он весь разбился, мы решили его заменить. Сережа хотел положить плитку светло-песочного цвета. Полная глупость! Гости приедут, бутылку вина уронят, хоп – пятно. Да и машины следы от колес оставят, их с такой плитки не отмыть. Поэтому у всего поселка серая, коричневая, бордовая плитка. Думаете, Сергей меня послушал? Нет, конечно. А вот вы, Луиза, как бы поступили?