(Другая) жизнь Веры
Шрифт:
Я – хорошая ученица. В моем аттестате одни пятерки и четверки. На золотую медаль меня никто тянуть не стал. Здесь нужны или деньги, или пробивное чувство у класснухи. В моем случае ни одно из этих двух обстоятельств обнаружено не было.
Вопросы я знаю хорошо. Отвечаю на «отлично», по учебнику. Зрительная память приходит мне на помощь, и я мысленно переворачиваю страницы книги знаний.
Ну, вот я и подхожу к финалу своего выступления. Можно выдохнуть. Все практически закончено. Экзамен сдан. Пятерка у меня в кармане.
Моя учительница физики, этот неожиданно показавший гнилые зубки «синий чулок», который должен был за меня горой стоять, так не считает.
– Задавайте вопросы, – обращается она к коллегам.
Все доброжелательно молчат.
– Ну же, задавайте, – напирает она.
Тут молодой физик шумно вздыхает и задает мне несложный, во всяком случае – для меня, проштудировавшей весь курс физики, вопрос.
Я, открыв в памяти учебник за девятый класс, с блеском на него отвечаю.
Все одобрительно кивают.
– Еще вопросы, – не унимается грымза.
Что за…Она что? Завалить меня хочет? Чувствую, как начинают потеть ладони.
Теперь, послушная ее приказу, задает вопрос дочка завуча.
Тоже ничего вопрос. Отвечаю.
Но физичка не довольна. Она желчно смотрит на меня, потом переводит взгляд на преподавателя из университета и, обращаясь к нему, вопрошает:
– Геннадий Альбертович, Ваш вопрос.
Тот поднимает черную густую бровь, с недоумением смотрит на Виталину, почти незаметно ерзает на месте, подавшись немного вперед. Видимо, не привык, что с него вопросы требуют на таких мероприятиях.
Потом, немного подумав, хмуро произносит мой приговор.
Вопрос теперь уже из университетского курса. А как иначе? Он задает вопрос по материалу, в котором он «в теме».
Я бледнею и сваливаюсь куда-то в пропасть.
Ответа на вопрос я не знаю: в школьной программе этого нет.
Чумовая физичка победоносно смотрит на меня: добилась, чего хотела.
Я делаю попытки защитить себя, сказав, что это же не школьная программа.
В ответ получаю ее безапелляционное:
– Ты же, считай, в университет уже экзамен сдаешь. Должна соответствовать.
К такому жизнь меня явно не готовила.
– Не знаешь ответа? – ехидно осведомляется.
– Нет, – тихо отвечаю.
Тот, что Геннадий Альбертович, сам, видно не рад, что натворил. Каким-то оправдывающимся тоном объясняет ответ на вопрос, который задал, но я ничего не слышу. В голове шумит бурный поток водопада.
Мне бы сейчас вовремя вспомнить про оценку на балл выше, обещанную Виталинкой для того, кто будет первым, но эта мысль ускользает куда-то на фоне стресса, так и не превратившись в вопрос.
А уж физичка и подавно вспоминать про свое обещание не собирается.
Обведя в кружок пустое место на листочке со штампом, предназначенное для ответа на вопрос экзаменатора из университета, и поставив на нем знак вопроса, мне выносят приговор:
– Четыре.
Земля, круто покачнувшись, дает крен и выпрыгивает из-под ног.
Экзаменующие участливо смотрят на меня.
Собрав последние остатки мужества, на кисельных ногах я выхожу в темный коридор, где я даю волю своим слезам. В школьном коридоре непривычно тихо и спокойно. Нет обычного шума и гвалта. Все на каникулах.
Соленые струйки, непрошеные гости, катятся по моим щекам, затекают за белоснежный воротник парадной блузки, одетой по случаю экзамена.
Судорожные рыдания сотрясают мое тело. Я обнимаю себя за плечи, стараясь удержать себя от всхлипов. Но жалость к себе еще больше меня убивает. Я, сгибаясь пополам, сажусь на пол и, прижимаясь к стене, закрываю руками лицо.
Это же надо так отомстить.
Физичку бросил муж. Он был тоже учителем физики в нашей школе. Он ушел к более молодой и симпатичной. И наше учебное заведение тоже покинул.
Для Виталинки он был на редкость великолепным мужем. Очень высокий, шумный, неугомонный, с всклокоченными кудрями светлых волос. И она – некрасивая серая мышь. Как они вообще поженились? Для нас, школьниц, это оставалось загадкой. Совершенно друг другу не подходили: абсолютно разные типажи, как внутренне, так и внешне. Как она умудрилась такого мужчину подцепить? Но он, видимо, однажды опомнился и сбежал. Даже двое детей в их семье не удержали его.
И вот я имела дурость прийти как-то в жаркий день на консультацию по физике в красивом костюмчике, который, кстати, сама же и сшила из струящейся вискозы.
Она так на меня тогда посмотрела… Взглядом, полным ненависти. Я думаю, она во мне увидела ту, что увела от нее мужа.
И вот теперь она со мной поквиталась. За что, спрашивается? За мой красивый костюм и эффектный внешний вид?
За то, что все остальные шумели на ее уроках, а я слушала внимательно?
А Виталинка теперь имела новое развлечение: ходила на зимнюю рыбалку с мужиками. Вот так-то. Скромняшка наша. Вся школа просто в шоке от нее.
И могу сказать: в итоге она «нарыбачит»… Если забежать чуть в будущее, могу сказать, если интересно, что какой-то рыбак сделает ей третьего ребеночка и, вроде, даже женится на ней. Но это все совсем другая история. А как же я?
А я все еще сижу в коридоре своей школы.
– Надо собраться. Не хочу, чтобы тебя видели такой. Надо идти домой. Там поплачешь всласть, – повторяю я себе снова и снова.
Неуверенно поднимаюсь по стенке, вставая на ноги. И бреду домой, глуша в себе остаточные всхлипы, судорожно вырывающиеся из самого моего сердца.
Какие-то события в жизни, иногда даже совсем незначительные, могут привести к изменению судьбы. И совсем необязательно, что за скверным событием будет следовать череда плохих.