Другие Семь дней
Шрифт:
Он читал и улыбающееся лицо его совершенно не напоминало того строгого командира, которого привыкли видеть окружающие. Он читал, абстрагируясь от всего окружающего, забыв на время о пропавшей навсегда в волнах времени семье, о приказах, требующих в любой момент нажать кнопку, уничтожив одним жестом миллионы людей, о том, что один из написавших эту книгу сам отрекся от себя юного и своих идеалов. Читал, переживая приключения на земле и в космосе, под водой и в лабораториях.
Прочитав заключительные слова: «Главное остается на Земле», – он отложил книгу и несколько минут сидел, разглядывая до последней черточки знакомую обстановку салона, словно видел ее впервые. После чего поднялся и пошел. Ложиться спать. Впереди было еще неизвестно сколько дней в автономке.
На центральном посту продолжали нести службу. Боцман на рулях, вахтенный офицер привидением бродил от переборки к переборке, остальные просто
Москва. Кабинет т. Сталина.
И. В. Сталин, секретарь ЦК ВКП (б), Председатель СНК СССР
Он подождал, пока дверь закроется и только после этого встал. Мягко ступая по ковру, обошел стол, прошелся по кабинету. Задержавшись около большой карты мира, занимавшей почти полностью одну из стен, он оглядел ее. Новенькая, только вчера повешенная карта отражала ситуацию едва ли не лучше любых слов. Окрашенные в различные оттенки голубого, светло-зеленого и синего страны Евросоюза, зеленая туша САСШ в Америке, японские Курилы и Южный Сахалин, на которые уже нацелились американцы, планируя разместить там свои базы. И, наконец, темно-голубой анклав Восточной Пруссии с Мемелем. И там тоже американцы. Вместе с немцами. Рядом с Литвой. Литвой, в которой вовсю еще стреляли недовольные националисты. И которую нужно было чистить и чистить. Вместе со всей Прибалтикой. Если же добавить сюда еще и внутренние, невидимые для наблюдателей «трещины» в «монолитных рядах» советского общества…
В общем, легко не было и не будет. И все же он смотрел на карту, на огромные просторы страны, занимающей одну шестую суши с оптимизмом. Бывало и хуже. Вспоминались самые тяжелые времена Гражданской, разруха двадцатых, подковерные схватки тридцать седьмого, тридцать восьмой, когда будущее страны висело на тонком волоске и во многом зависело от ума и организаторских способностей одного человека. Человека, которому он поверил и который оправдал это доверие. Оправдал и продолжает оправдывать, неся вторую по тяжести ношу в государственных делах. И будет нести, как бы ни интриговали против него остальные. Жаль только, что он по своему складу характера именно второе лицо, а не первое. Не вождь, отнюдь не вождь. И в преемники не годится однозначно.
Он вернулся к столу, осторожно тронул рукой клавишу «мыши». На экране появился список, который он уже видел и который хотел посмотреть еще раз. Список вооружений, имеющихся у страны. Неперенесенных кораблей и самолетов, а также переданных и передаваемых корейскими и кубинскими друзьями. Тех, что готовы, по первым сведениям, передать в аренду китайцы и Венесуэла. И среди них список атомных подводных кораблей нового флота СССР. Флота, который надо было создавать заново. «Ракетные подводные крейсера стратегического назначения… Название длинное, но верно отражающее значение этих подлодок. Три, всего три штуки. Столько же, сколько было линкоров, – он помнил весь список наизусть, поэтому не стал перечитывать его снова, просто посмотрел и отвернулся. Одними штыками мир не установишь. Армия и флот, это все не самое главное. Главное в экономике, в тех самых заводах и фабриках, которые составляют основу любого государства, без которых самая могучая армия – всего лишь химера.»
Поэтому он закрыл этот список и открыл другой, с текстом заключенного с израильтянами экономического договора. Концессии, внешнеторговая деятельность, воссоединение семей – хитрые евреи не упустили ни одной выгодной позиции. Но договор был взаимовыгоден. По крайней мере в этих условиях. Если бы партнеров такого уровня было несколько, некоторые пункты можно было бы и оспорить. Но пока пришли только израильтяне. Есть еще финны, но те скорее посредники. Да и не очень-то он верил в экономическое могущество этого лимитрофа. Умом понимал, что за семьдесят лет многое изменилось, но… не верил. А остальные… Остальные раздумывают, прикидывают и решают. Кроме китайцев. Но тех, есть мнение, надо держать немного в стороне. Называются коммунистами, но своего явно не упустят. Не зря Вышинский крутится, как ерш на сковородке. Но ничего, он мужик умный, лишнего не пропустит. Воспоминания о переговорах с Вышинским перевели мысли на другие переговоры. С самой непредсказуемой нацией Европы. Вот уж кто практически не изменился за эти годы. Уехавший сегодня днем в Стокгольм, где должны были продолжиться встречи с поляками, Молотов так и заметил: «Над ними время не властно и министр иностранных дел сегодняшней Польши кажется двоюродным братом Бека[65]». Ничего, худые переговоры лучше доброй войны. А войны как раз и не будет. Польский президент оказался
Он кивнул, подтверждая самому себе свои мысли: «Только так и никак иначе. Экономика, пусть она и основа любой формации, вооруженные силы – все это важно. Но без идеологии, без правильных целей, без нормального руководства никакая экономика, никакие штыки не спасут страну от разгрома. Та же Франция сорокового года – наглядный пример того, как можно разбить самую мощную страну, население которой не имеет нужного идеологического настроя. Или Союз этого мира. Потерянные идеологические ориентиры, привели к разложению правящей партии, к дезориентации народа и к распаду страны, откату к самым диким временам капиталистической эксплуатации, к разрушению экономики. И не допустить такого в нашей истории – самая главная и важная задача. Стать идеологически независимыми и самодостаточными не менее важно, чем стать независимыми экономически. Идеологическая независимость… – эта формулировка ему определенно понравилась. – Можно в некоторой степени позавидовать ситуации, когда страна может позволить себе плевать на мировое общественное мнение. Ведь что такое нынешнее общественное мнение, если присмотреться внимательно? Негодование тех, кто считает себя самым культурным и цивилизованным. Дескать, когда бомбили югославские, иракские и афганские города, то это делалось для их же пользы, для приобщения их населения к демократии. Но мы этого понимать не хотим и не будем. Так что пусть поджимают губы дальше. А мы уж как-нибудь это переживем. Главное, чтобы наш народ и потом, в будущем, не увлекся сладкоголосым пением этих „сирен демократии“. Эту ошибку надо учесть. Без теории нам смерть».
Он опять встал и прошелся по кабинету, формулируя про себя ближайшие задачи в идеологической сфере. Применить опыт Кубы, Кореи, собственные, отложенные за текущими делами и заняться дальнейшим развитием теории. Навести порядок в сфере образования. Пожалуй, по возвращении перебросить туда Вышинского. Самому тоже надо будет внимательней изучить, что там происходит. Особенно в подготовке педагогов. Воспитание молодого поколения должно быть доверено самым образованным и самым надежным людям. И достаточно получающим, чтобы не думать о прозе жизни. УЗОО и прочие предложения по развитию гениев принимаем, но кроме того надо подтягивать и общий уровень всего образования. Он вздохнул, представив, каких денег это будет стоить. «Проверить возможность перераспределения бюджета, сократив часть военных расходов? Надо Звереву дать срочное поручение. И Вознесенскому. Но о нем надо подумать, не завалит ли порученное. А теорией заняться самому. Написать об основе всего общества – экономике».
Он уселся за боковой стол, взял бумагу и написал на ней заголовок: «Экономические проблемы социализма и наши задачи». Нанес несколько тезисов и отложил лист в сторону, напомнив себе, что необходимо озадачить секретариат подбором сведений по этой теме.
Поднялся и тут же услышал зуммер стоящего на столе телефона. Подошел, поднял трубку.
– Товарищ Сталин, – Поскребышев старался говорить невозмутимо, но он почувствовал необычный тон его голоса. Тем более, что новый телефон передавал его намного лучше старого. – Товарищ Сталин, к вам товарищ Меркулов со срочным докладом.
– Что такое? – удивился он.
– Товарищ… – Поскребышев очень странно произнес это слово, – Вознесенский сбежал в Финляндию.
– Вот как? – теперь удивления в его голосе не было, только ледяное спокойствие. «Интересно, откуда утечка?» – Пригласите товарища Меркулова в кабинет…
Эпилог
Документ
Уложен в конверт из плотной, белой, с небольшим голубоватым отливом бумаги. На нем – адрес и штамп почты СССР от 3.07.1941 г
Дорагой деда Витя Здраствуй!
У нас всё хорошо. Мы паехали домой в самару, но ее больше нет. Вместо нашего дома теперь другая строана. Мама говорит, что ее надо называть Сесесесер. Но у меня это слово плохо выговариваиться. Здесь все говорят па русски. И даже города называются как у нас. Только Самара теперь називается Куйбышев. Папа сказал, что как раньше. Нашего дома совсем нет. И паляны Фрунзе тоже. Везде маленькие домики.
Я тибе расскажу всё по порядку. Сначала мы ехали по Германии, потом по Польше. Всё было так, как когда ехали туда ты это видел. А потом преехали совсем не туда. Хотя это место тоже называется Брест, но оно савсем другое.