Другие
Шрифт:
— Ну, чего ты парень стесняешься? Поцелуй свою супругу! — подначивал ведущий. Мы оба одновременно усмехнулись, но Габриель последовал его совету. По моему телу вновь разлилось блаженство. Нежнейший приятный ток прошел через губы по позвоночнику до самых кончиков пальцев. Я почувствовала себя мороженным в пятидесяти градусную жару. Но все хорошее быстро заканчивается и он отстранился. Нам еще аплодировали и попросили станцевать победный вальс.
Заиграла музыка, и Габриель закружил меня в вальсе. Я не чувствовала своего тела. Одно двигалось и существовало само по себе, за исключением тех мест,
Мама была счастлива. Ее действительно не волновало, кто мой избранник. Она прекрасно видела наши отношения и мое счастье. Она как женщина меня полностью понимала. И за это я была ей очень благодарна. А вот с ее мужем все намного сложнее. Его аж перекосило, а потом и передернуло.
— Что это с Отто? — Когда мы сели за стол, я тихо на ухо спросила Габриеля.
— Ему был противен наш поцелуй. Он не понимает, как ты можешь, зная кто я, и что скрывается за моими губами, спокойно меня целовать! — гримасничая, объяснял он.
— Мне безумно приятно, когда ты меня целуешь. Если б можно было, я бы не отрывалась от тебя, — заигрывающее прошептала я ему на ухо.
— Чья была идея подписаться одной фамилией? — отвлекла нас мама.
— Моя! Но это получилось не нарочно! — созналась я, опуская голову, — я не думала, что нас примут за молодожен!
— Но я смотрю, Габриель не спешит обижаться? — спрашивала мама, однозначно с подтекстом.
— Мама… — выговорила я шокировано. Мужчины вообще онемели.
— А что мама? Я должна знать насколько серьезные у него к тебе намерения!
— Серьезные намерения, я вас уверяю! Но я не уверен, что в нашем случае это возможно! — извиняющимся тоном проговорил Габриель, при этом он смотрел на стол.
— А что не так? У вас не приняты браки? — серьезно спросила мама. А я уж подумала, что она забыла недавний разговор дома. Хотя на этот вопрос я тоже хотела знать ответ. Почему для нас это невозможно?
— Ты что совсем сума сошла? — возмутился Отто, — ты забыла кто он?
— Не забыла! И не чего так орать! Почему если мы женаты они этого не могут?
— Мы об этом еще не думали! — сказал Габриель, явно желая закрыть эту тему. И что его так смущало? Я же теоретически могу стать его женой, будучи человеком?
— А вы подумайте! Если вы действительно любите мою дочь, то нет ничего невозможного, — официальным тоном отрезала мама, закрывая тему.
— Ладно вам! Я хочу мороженого! — отвлекла их я. Я всегда была сладкоежкой. Конфеты, печенья и пирожные моя слабость. У меня всегда возле компьютера стоит коробка с печеньем и пачка леденцов, а в холодильнике шоколадные батончики.
Мы вернулись домой уже в четыре утра. К моему не удивлению комната для гостей была предназначена для нас с Габриелем вместе. Но протестовать сил не было, тем более, что он не спит. Мне даже во сне снилось, как я танцую с Габриелем. Проснулась я уже в одиннадцать, рядом сидел Габриель и улыбался. Я подумала, что так не бывает. Мне было так хорошо! Я даже описать это ощущение не могу. Я просто летала.
Я оделась, умылась, и мама позвала нас завтракать. Мы пришли в кухню и засмеялись, увидев на столе четыре тарелки. Мама дико на нас посмотрела, но видимо вспомнила, стукнула себя пальцем по лбу и убрала одну тарелку. Мы сели за стол. Отто строго смотрел на Габриеля, но молчал.
— Ну, расскажи нам Габриель о себе! — сказала мама, заливая свои хлопья молоком.
— Что именно вас интересует? — уточнил Габриель, а в глазах бегали бесенята.
— Меня интересует все! Сколько тебе лет, как ты стал таким, и главное чем ты кардинально отличаешься от человека, — выдала мама кучу вопросов, благоразумно не называя его вампиром. Я была ей за это очень благодарна. Несмотря на то, что я прекрасно знала кто он, меня всегда передергивало от этого слова.
Габриель начал свой рассказ, который я уже знала, но все равно слушала очень внимательно и наблюдала за реакцией мамы и Отто. Когда Габриель назвал год своего рождения, мама подавилась, и Отто похлопывал ее по спине. Мама явно посчитала, сколько ему лет. Отто же лишь усмехнулся в мою сторону. А меня лично почему–то никогда не смущал его возраст. Ведь мы воспринимаем человека по его внешности, а не дате рождения. А выглядит он на свои восемнадцать лет. Таким образом, завтрак затянулся надолго.
Все каникулы мы с Габриелем проходили по музеям, картинным галереям. Габриель столько всего знал, ведь он жил во времена и первой и второй мировых войн, застал при жизни многих поэтов, писателей и знаменитых художников. Он мне рассказывал все эти события истории со стороны Европы, а я со стороны России, все, что когда–то читала и смотрела. Я всегда именно Россию считала своей родиной. Габриель был в сто раз лучше любого экскурсовода. Столько информации я еще никогда не получала.
На Новый год мы всем семейством ходили к маминой подруге в гости. Только Отто не спускал с нас глаз, но больше ничего не высказывал. Там была шумная вечеринка, и я впервые поняла, что такое ревность. У некоторых маминых знакомых тоже были дочери, и конечно им понравился мой Габриель. Он, правда, повода не давал, но я чувствовала себя неуютно рядом с этими девушками с фигурами «кипарис», коей моя не являлась. Он только надо мной посмеивался.
— Ты у меня самая замечательная и не обычная девушка! Я не настолько глуп, чтоб менять свое сокровище на любую из этих пустышек, — шептал мне на ухо Габриель. От таких слов сердце любой девушки выпорхнет из груди, я не была исключением.
В один из дней Габриелю пришлось все же уйти на охоту. Он ушел вечером в близ лежащий лес, но утром обещал вернуться. Прощаясь, я уже начала скучать. Он стал моим наркотиком. Тогда после его ухода в мою комнату постучали.
— Виргиния! Ты еще не спишь? Можно с тобой поговорить? — послышался голос Отто из–за двери.
— Да, входи! Что ты хотел? — удивилась я его появлению. За все наше пребывание в Берлине он ни разу со мной не разговаривал.
— Поговорить хотел о твоем парне! — последнее слово он прямо выплюнул.
— Не о чем тут говорить. Отто, неужели ты до сих пор не понял, что мы любим друг друга? Мы духовные супруги! И ничего это не сможет изменить!
— Все о чем ты сейчас сказала, я уже понял, но хочу предупредить тебя, — сочувствующе произнес он, садясь на край моей кровати.
— О чем?