Другой
Шрифт:
— А ты не мертвый?.. Не мертвый?
Лёня испугался (а вдруг и в самом деле мертвый) и вскрикнул, отшатнувшись.
— А, дрожишь!.. Значит, живой или хочешь жить, если мертвый!.. А то у нас тут много покойников развелось! — и с этими словами девочка сама отшатнулась от Лени, словно жить с покойниками как-то веселее, чем быть с живыми.
Высунулась откуда-то совсем потерявшая голову проводница и погрозила кулаком в пустоту. Потом скрылась. «Видимо, навсегда», — подумал Лёня, почему-то успокоился и стал смотреть в окно. Через минуту холодок прошел по нижней части живота. Там,
В коридор стали высыпать люди.
Сначала пассажиры как пассажиры, а потом!.. С одной стороны, конечно, человеки, а с другой… Лёня провидел в них зачатки иных, неведомых существ. Одинцов пощупал себя самого, в страхе, что и он уже тот, и сладостно застонал: нет, пока еще не тот.
Зато в пассажирах все настойчивей и исступленней проглядывали иные, далекие от людей твари, иногда дурашливые и даже задушевные, порой, наоборот, отпугивающие или небывало-потаенные.
К Лёне подошел человечек с глупо-добродушным выражением лица. Словно он уже превратился в некую мымру.
Опять провизжал голос из динамика:
— Господа, товарищи! Хочу предупредить — рассеяние лучше ада, — и не сравнивайте. Но человеческий статус, будет потерян. Навсегда ли — другой вопрос. На бесконечно долго, по крайней мере. Идете, в общем, вниз от человека. Но не унывайте.
Никого особенно не возмутили, даже не взволновали эти слова. Словно все молчаливо согласились. Впрочем, какая-то грусть у некоторых появилась.
Мимо Лени прошел весьма задумчивый человек, который все время шептал:
«Помогите, помогите мне
Поскорей расплыться по Вселенной»
К кому он обращался, было непонятно. Лёне тоже взгрустнулось после таких намеков. Непонятно было, где — в каком пространстве несется этот поезд, тем более, сейчас. Как будто он уже превратился в поезд-призрак, рассекающий миры, окутанные тайной.
Поезд внезапно остановился. Пассажиры, их было много, даже больше, чем сходило на станции «Ад ничтожных душ», мирно чуть-чуть похрюкивая, без всякого размышления выходили наружу.
Сойдя, они сразу переставали быть похожими на вещественные существа, а скорее на шары, перекати-поле, которых разносило в разные стороны. Каждому предназначалась своя сторона.
Видимо, тут находился перевалочный пункт — и от него шли пути-дороги. Бог знает куда. И кем становились эти люди, — не человечьего ума эти вопросы.
«Зато без нечистой силы обойдется», — улыбнулся Лёня и по глупости подошел близко к выходу. И вдруг какая-то костлявая старушечья рука вцепилась в него. Обладательница костлявой руки сходила, уже наполовину была там, и тянула за собой в эту пропасть Одинцова.
— Мой милый, родной, идем вместе, иди за мной, не пропадем вдвоем, слышишь, дорога-то наша шамкает, — голосила старуха. Будь моим мужем там! Спляшем свадьбу над луной!
Лёня не захотел и стал отчаянно сопротивляться, барахтаться.
— Проходите, проходите же! — орали за его спиной, — что вы мешаете сойти!
— Ишь, уперся! — твердокаменно заорал кто-то сзади, — не хочет идти! Здесь твоей воли больше нет!
Но Лёня явно был не предназначен на лихое это и звездное рассеяние. Злобно оттолкнув старуху, которая ахнула в бездну и куда-то покатилась, Лёня вынырнул из-под тел пассажиров и скрылся.
Странный свист, и поезд двинулся. Последние предназначенные попадали со ступенек во Вселенную. Кто-то даже с диким хохотом. Лёня оглянулся и побежал по коридору. Все двери в купе были открыты. Жирной проводницы как не бывало. «Улетела во Вселенную, бедолага!» — вздохнул Леня. Вообще поезд значительно опустел. Основная масса вывелась на предыдущих трех невообразимых станциях. Осталось меньшинство.
Динамик долго молчал. «Что же теперь будет?» — взволновался Одинцов. Почему-то именно сейчас он озаботился. «Надо же, меня никуда не спихнули», — подумал он в некоем трансе.
Он опять осмотрелся, лица оставшихся были привычные, родные. И в этот момент заговорил динамик:
— Господа! Следующая станция «Обители». Этих обителей у Творца много и они весьма разные: от предназначенных для чистых душой до искателей высших истин и тому подобное. Иными словами для людей, у которых есть вертикаль к небу. Пусть даже небольшая. У всех них, однако, есть одно общее: все эти люди не попадают в низшие миры. Они не теряют человеческий лик и соответствующий статус.
Никогда еще голосок в динамике не был таким предупредительным. Однако внезапно он изменился, став немного насмешливым:
— Надо сказать, нас удивляет, что в этот, запредельно-гнусный по своей антидуховности, циничный и бездушный период, который длится сейчас на земле, нашлось среди наших пассажиров достаточно много людей, чья послесмертная дорога ведет в высшие обители и чистые миры… Это поразительно и непонятно, — с некоторой даже досадой закончил неведомый комментатор.
Одинцов присмирел. «Наверное, теперь-то мне и сходить», — понадеялся он.
К его удивлению, предназначенных сойти на следующей остановке оказалось не так уж мало. Откуда ни возьмись, в коридоре появились люди, в глазах которых был свет. Изменилась аура, померк ужас. Лёня заметил, что и поезд изменил свои очертания — да и был ли это поезд? Он уже превратился в субстанцию света, внутри которой находились они, оставшиеся путешественники. И этот корабль света входил в иную неописуемую сферу бытия. Черные миры страданий и неутоленной ярости остались внизу, позади. Лица человеков вокруг были не только привычно-родными, но в то же время и особенными, своеобычными, начиная с тех, от которых исходила тишина и покой, и кончая теми, в чьих глазах преобладал разум поиска.
Лёня очень надеялся, что и он будет среди них. «Пора, пора, — вздыхал он, — жене напишу записку, что попал в рай и в ней теперь не нуждаюсь». Лёне даже не пришло в голову, что в раю нет почты.
Все стало как-то понятно само собой. Самые странные мысли и самые нелепые движения, находили свое оправдание, словно так и должно быть. Незнакомые целовались с незнакомыми, возникали люди, о существовании которых Лёня не мог и помыслить. К нему подошел красивый и внушительный мужчина и проговорил, вернее, как-то передал или послал свою мысль: