Друид Шаннары
Шрифт:
— Не знаю, Уолкер. Но чувствую: выход должен быть.
Они замолчали. Шепоточек, удобно вытянувшись у огня, поднял голову, взглянул, здесь ли Уолкер, и снова положил ее на лапы. Громко потрескивали поленья в очаге, струйка дыма растворилась в воздухе.
— Так ты полагаешь, что еще не все кончено? — проговорил наконец Уолкер. — Думаешь, они не позволят мне так просто расстаться с жизнью?
Коглин ответил не сразу. Помолчав немного, он сказал:
— Думаю, ты сам решишь, что тебе делать со своей жизнью, Уолкер. Чего тебе недостает, так это веры в свое предназначение.
Уолкер похолодел. Речь старика, точно эхом, повторила слова Алланона.
Значит, необходимо признать, что ответственность, некогда возложенная на Брин Омсворд, завещана ему, и он должен облечься в броню магии и выйти на битву, подобно непобедимому воину, явившемуся из тьмы веков. Ему предназначено уничтожить порождения Тьмы.
Но ведь он умирает, как же быть?
Снова воцарилась тишина, и на этот раз он ее не нарушил.
Спустя три дня состояние Уолкера резко ухудшилось. Снадобья сторов и заботы Коглина оказались бессильны перед разрушительным действием яда. Уолкер проснулся в жару, голова кружилась, он с трудом смог подняться. Позавтракав, он вышел на крыльцо, чтобы насладиться солнечным теплом, и рухнул на землю. Что происходило дальше, Уолкер почти не помнил.
Коглин снова уложил его в постель и принялся обертывать мокрыми тряпками, чтобы снять жар, бушевавший в крови больного, словно незатухающее пламя. Уолкер пил, но есть не мог. И непрестанно грезил. Бесконечная череда злобных, наводящих ужас тварей проносилась перед ним, угрожая ему. Он сопротивлялся как мог, но у него не было оружия — и чудовища с легкостью одолевали свою жертву. В конце концов Уолкер сдался и погрузился в тяжелое забытье.
Время от времени он приходил в себя, и Коглин всегда оказывался рядом. Именно присутствие старика снова вернуло Темного Родича к жизни. Он вытянул больного из угрожающей тьмы. Узловатые пальцы крепко держали Уолкера. Знакомый голос убаюкивал, произнося какие-то неведомые слова. Уолкер чувствовал, что старик всегда тут, подле него, ждет, когда его подопечный проснется.
«Тебе не суждено умереть, Уолкер Бо».
Ему казалось, что он не раз слышал эти слова, хотя с уверенностью утверждать не стал бы.
Иногда Уолкер видел, как старик наклоняется совсем близко: пергаментная кожа, покрытая морщинами и шрамами, редкие всклокоченные волосы и седая клочковатая борода, ясные, умные глаза. Он был похож на могучее дерево — ветви и ствол стары, а листья свежи и по-весеннему зелены. Когда недуг угрожал одержать верх, Коглин ни на шаг не отходил от больного, поддерживал, ободрял. Только благодаря старику Уолкер не сдался, продолжал бороться.
На четвертый день Уолкер проснулся в полдень и немного поел. Наступление яда временно удалось задержать, снадобья, заботливый уход Коглина и воля к жизни самого Уолкера опять восторжествовали. Он внимательно осмотрел изувеченную руку. Яд проник дальше. Рука окаменела почти до плеча.
Этой ночью он плакал от ярости и отчаяния. Засыпая, Уолкер почувствовал, что Коглин стоит рядом, такой беспомощный и хрупкий на фоне необъятной, безжалостной тьмы. Он тихим голосом уговаривал больного, что все кончится хорошо.
Медленно и бесцельно тянулись часы между полночью и рассветом, время словно сбилось с пути. На этот раз Уолкера разбудил инстинкт, он почувствовал: происходит нечто ужасное, и с трудом приподнялся на локте, слабый и обескураженный, не в состоянии определить, что же случилось. Странный, ни на что не похожий звук нарушил ночное безмолвие. Резко вспыхнул огонь, озарив занавешенное окно.
Уолкер услышал голоса. «Нет, — подумал он с тревогой. — Это не голоса. Гортанные нечеловеческие звуки».
Призвав на помощь все оставшиеся силы, Уолкер ползком преодолел расстояние между кроватью и окном и замер — необходимо соблюдать осторожность, чтобы не выдать себя. Звуки снаружи усилились, он почувствовал неприятный запах.
Уолкер на ощупь отыскал подоконник и подтянулся. То, что он увидел за окном, заставило его похолодеть от ужаса.
Коглин проснулся оттого, что Шепоточек тыкался в него мордой. Накануне он допоздна изучал древние книги, пытаясь найти средство для спасения Уолкера Бо. Было далеко за полночь, когда он уснул в кресле у очага; книга, которую он читал, так и осталась лежать раскрытой у него на коленях.
— Чтоб тебе провалиться, кот, — пробормотал он.
Но когда сон прошел, первой его мыслью было: что-то случилось с Уолкером. Затем он услышал звуки — негромкие, нарастающие: урчание, шипение, рычание. Звериные звуки. Они явно приближались.
Коглин рывком вскочил на ноги, протер глаза. На обеденном столе горел одинокий светильник, огонь в очаге погас. Старец торопливо заковылял к двери, торопясь выяснить, что происходит. Шепоточек бежал впереди. Шерсть на его загривке поднялась дыбом, зубы оскалились. То, что находилось там, снаружи, болотному коту было явно не по душе.
Коглин распахнул дверь и вышел на крыльцо. Над головой раскинулось ясное, бездонное небо. Лунный свет струился сквозь листву, омывая долину серебристым сиянием. Воздух был прохладен. Старец остановился на крыльце, вглядываясь во тьму. Десятки пар крохотных красных огоньков мигали ему из лесного мрака — маленькие алые цветки, разбросанные тут и там, сияющие на черном фоне. Огни были повсюду, казалось, они кольцом окружали дом и поляну.
Коглин прищурился, чтобы разглядеть их получше. И вдруг понял, что это чьи-то глаза.
Он заметил среди огней какое-то движение. Возникший перед ним человек был облачен в черную одежду с вышитым на груди серебряным знаком — волчьей головой. Человек шагнул в полосу лунного света, и теперь Коглин отчетливо видел его: огромного роста, костлявый, с похожим на череп лицом и безжизненными глазами.
Риммер Дэлл, тотчас же понял старик, и сердце у него оборвалось.
— Старик, — произнес пришелец сдавленным скрипучим голосом.
Коглин не ответил, он не сводил с него глаз, заставляя себя не смотреть туда, где виднелось открытое окно спальни Уолкера. Страх и гнев душили старика, внутренний голос кричал: «Беги, спасай свою жизнь! Быстрее! Разбуди Уолкера. Помоги ему скрыться!"