Друзья в небе
Шрифт:
Трудные дни
Много раз доставалось Чкалову за «неуставные полеты». Его сажали на гауптвахту, грозили выгнать из армии. Частенько он чувствовал себя несправедливо наказанным.
Вскоре после того, как в Ленинградской эскадрилье сменилось начальство, Чкалова «за недисциплинированность» перевели в истребительную эскадрилью в Брянск.
Сыну Валерия Игорю было только полтора месяца. Чкалов очень тосковал по жене Ольге Эразмовне и ребенку, оставшимся в Ленинграде. К тому же обстановка в эскадрилье сложилась для него
«…Так как мои полеты выделяются из других, то это нужно как-то отметить. И вот это отмечают, как «воздушное хулиганство».
…Беда нагрянула неожиданно, хотя в происшедшем Чкалов был несомненно виноват. 15 августа 1928 года выдался пасмурный, совсем осенний день. Чкалов летел из Гомеля в Брянск. Пользуясь возможностью потренироваться на малых высотах вдали от «бдительного ока» начальства, категорически запрещавшего это делать, Чкалов нырнул под телеграфные провода. Пролетал же он под мостом, почему же не попробовать пройти под проводами! Но за сеткой мелкого дождя летчик не заметил низко нависших рядов проволоки, налетел на них и вдребезги сломал машину.
Комиссия, расследовавшая причину аварии, установила, что самолет поломан потому, что врезался в провода и что виновен летчик.
Другому летчику, может быть, простили бы эту аварию, но не Чкалову. За ним накопилось слишком много «грехов». Их все вспомнили на суде, постарались приписать подсудимому и то, в чем он не был повинен.
За поломку самолета суд приговорил Чкалова к году тюремного заключения.
Тяжелая, гнетущая тоска одипочной камеры. Молодой, темпераментный летчик остался наедине со своими невеселыми думами. И из тюрьмы он пишет Ольге Эразмовне:
«Как истребитель, я был прав и буду впоследствии еще больше прав».
Через двенадцать дней Чкалова освободили. Но вернуться в эскадрилью ему не пришлось — его демобилизовали. Из военного он стал штатским, да к тому же безработным.
Кто доверит самолет летчику, бывшему под судом и выгнанному из армии?
Кое-кто из друзей советовал Чкалову забыть авиацию, из-за которой он попал в такой «переплет», и выбрать себе более «земную» профессию.
Но Чкалов хотел летать, и только летать.
Бездействие страшно угнетало его, тем более, что вокруг все кипело. Страна приступала к выполнению первого пятилетнего плана великих работ.
После долгих хлопот Чкалову удалось устроиться в Осоавиахим. В его обязанности входило: возить пассажиров на «юнкерсе». Для летчика-истребителя, да еще мастера фигурного пилотажа летать на тихоходном, неповоротливом «юнкерсе» было мучением.
— Мне приходится летать так, как будто я везу молоко, — жаловался он.
Глубокая горечь чувствуется в иронической надписи, сделанной им на обороте своей фотографии того времени:
«Бывший военный летчик.
Истребитель.
Когда-то летал. Сейчас подлетывает на «юнкерсе».
Скучно и грустно смотреть на вас, Валерий Павлович.
Самолет вам не подходит по духу.
Ну, а в общем — катайте пассажиров. И то хлеб!»
В план первой пятилетки было включено создание мощной авиационной промышленности. Предстояло увеличить производство самолетов для обороны страны и ее хозяйственных нужд и преодолеть отставание в авиационной технике. Росла потребность в опытных смелых летчиках.
Вспомнили и о Чкалове. Не малую роль в этом сыграли его старые друзья, в том числе и бывший инструктор, обучавший его летать, — Михаил Михайлович Громов, только что совершивший блистательный перелет на самолете «Крылья Советов» по европейским столицам.
Валерий Павлович вернулся в военную авиацию, поступил в Научно-исследовательский институт Военно-Воздушных Сил.
Наше знакомство
Я познакомился с Чкаловым в 1933 году па одном из московских аэродромов.
Только я приземлился и вышел из самолета, как ко мне подошел широкоплечий человек в темно-синем костюме и серой фетровой шляпе. Он протянул мне руку:
— Давай, Водопьянов, познакомимся… Я — Чкалов.
«Так вот ты какой!» — подумал я.
От крепкой, коренастой фигуры Чкалова веяло большой и спокойной силой. С интересом разглядывал я его лицо, покрытое густым загаром, мужественное, энергичное, словно вылепленное талантливым скульптором.
Мы обменялись крепким рукопожатием.
— А у меня к тебе просьба, — улыбаясь, сказал Чкалов. — Выручи, пожалуйста. Видишь, какое дело! Приехала моя землячка-колхозница, — кивком головы он показал на стоявшую неподалеку пожилую женщину, — Просит покатать ее по воздуху. А куда же я ее посажу? Ведь у меня истребитель! Одноместный… Дай свою машину на полчасика, а?
Прямо скажу, передоверять машину без разрешения начальства я не имел права. Самолет ведь не велосипед, который можно дать товарищу покататься. Но такому летчику, как Чкалов, я не мог отказать и был уверен, что начальство за это сильно ругать не будет.
Чкалов надел мой летный шлем, а на мою голову нахлобучил шляпу.
Когда бортмеханик стал привязывать землячку Чкалова ремнями, она спросила:
— Что это вы меня так прикручиваете? Вот здесь есть трубочки — я за них буду держаться.
— А вы знаете, с кем летите? Это такой летчик! Я бы — и то привязался…
Но волжанка оказалась не из тех, кого можно напугать. Она улыбнулась:
— Я верю своему земляку.
И вот моя машина ушла в воздух.
Стоя с бортмехаником на земле, мы наблюдали за тем, как «катается» землячка. Ждали, что вот-вот Чкалов выкинет какой-нибудь головокружительный помер. Уж очень укрепилась за ним слава «воздушного лихача».