Ду Фу
Шрифт:
Многое в доме напоминает о почтенной госпоже Ду и словно бы хранит ее добрый взгляд и улыбку. Госпожа Ду умерла несколько лет назад, когда ее первенец еще не умел ходить, и потому Ду Фу не помнит матери. Лишь рассказы отца и погребальный портрет, написанный здешним художником, помогают ему представить ее облик, но отец рассказывает о ней не так уж часто, а портрет чем-то отпугивает мальчика. Изображенная на нем женщина кажется чужой и незнакомой, настолько сухи и безжизненны черты ее лица, бесцветны глаза, мертва улыбка. Погребальный портрет похож на страшную маску, которыми пугают детей бродячие циркачи и фокусники, поэтому Ду Фу старается подолгу не оставаться у поминальных табличек - его влекут другие уголки дома. Например, парадная комната, где отец обычно принимает гостей. Эта комната застелена лучшими циновками, обшитыми узорной тканью, украшена высокими ширмами, дорогой посудой, аквариумами с рыбками, а для особо почетных гостей даже куплено несколько стульев, к которым обитатели дома еще не успели привыкнуть, потому что стулья лишь недавно появились в обиходе знатных семейств. В доме принято по-прежнему сидеть на полу, поджав под себя ноги, но маленький Ду Фу любит забираться на стул, такой высокий, что кажется, будто находишься на вершине горы. Правда, взрослые редко позволяют ему сидеть на стуле: во-первых, они опасаются, что мальчик может упасть, а во-вторых, они ревностно следят за порядком в парадной комнате, и каждое утро служанки
В кабинете - залежи книг. Ду Фу не раз доводилось видеть, как отец достает из футляров накрученные на сандаловые палочки свитки, благоговейно разворачивает их и читает нанесенные на золотисто-желтую бумагу значки. Ду Фу не знает, что они означают, но ему необыкновенно нравится сам вид этих значков, а также запах благовоний, пропитывающих бумагу, костяные застежки на футлярах и блеск хрустальных наконечников на сандаловых палочках. Загадочные значки кажутся ему похожими то на тигриные когти, то на луковицы, то на изъеденные гусеницами листья. Когда-нибудь отец расскажет Ду Фу, что именно так называются различные стили написания иероглифов - «письмо тигриных когтей», «письмо упавших луковиц» и «письмо листьев, изъеденных червями», а пока господин Ду Сянь лишь издали показывает ему свои книги, не позволяя брать их в руки. Так же бережно относится он и к другим принадлежностям «кабинета ученого» - кистям из кроличьей шерсти, изящно отделанным тушечницам и пластинкам застывшей туши. Ду Фу любит смотреть, как отец откалывает кусочек туши, растирает ее на специальном камне, смачивает водой, а затем окунает в нее кисть и быстрыми движениями пишет иероглифы. Прямая черта... наклонная черта... точка... причудливый крюк, и вот уже столбцы иероглифов заполняют лист бумаги справа налево. Выглядывая из-за плеча отца, Ду Фу испытывает чувство восхищения и зависти. Неужели когда-нибудь и он сумеет писать иероглифы! Ему хочется, чтобы этот желанный миг наступил скорее, от нетерпения он тянется к руке отца, сжимающей кисть, и тот сажает на бумагу большую кляксу. Господину Ду Сяню приходится взять новый лист бумаги, а сына выпроводить из кабинета. Грустный и обиженный, Ду Фу отправляется на женскую половину дома, надеясь там найти себе развлечение.
На женской половине все утопает в запахах: и лаковые коробочки на туалетных столиках, и цветы в фарфоровых вазах, и бронзовые курильницы, в которых тлеют угольки сгоревших благовоний. Попавшему сюда может показаться, будто он дышит не воздухом, а нектаром. Это ощущение возникает оттого, что даже стены и перегородки комнат пропитаны благовониями, женщины прячут в складках одежды мешочки с ароматическими веществами, принимают горячие ароматизированные ванны и разговаривают друг с другом не иначе, как держа во рту кусочки душистого мускуса или алоэ. Ду Фу, конечно же, нравятся приятные запахи, и он с удовольствием останавливается возле цветочных ваз, коробочек с бальзамами и эссенциями и засовывает палец в пасть бронзового льва, из которой тянется синеватый дымок. Комната матери закрыта - в ней никто не живет, и Ду Фу лишь заглядывает туда сквозь щелку. За опущенными занавесками царит полумрак, едва слышно звенит сверчок, забравшийся в невидимую щель. Ду Фу становится грустно, и он бежит в комнаты, где живут его бабушка, тетушки и другие родственницы по линии отца. Любопытство мальчика вызывают пятнистые тигриные шкуры, навесы и пологи, украшенные перьями зимородка, разноцветные опахала и веера. Все это интересно потрогать и подержать в руках, хотя у тигриных шкур такой угрожающий вид, что к ним лучше не приближаться. Зато хранящуюся в узорном футляре цитру Ду Фу без всякой опаски берет в руки и самозабвенно колотит по струнам, воображая, будто из-под его пальцев рождается мелодия. Домашние же затыкают уши от его игры и торопятся отобрать инструмент. «А что, если маленький господин отправится погулять во двор?» - говорит малышу одна из служанок.
Во дворе он охотится за бабочками, разглядывает свое отражение в зеленоватой воде пруда и прячется от няньки в зарослях бамбука. Ему хорошо и весело. Хотя внутренний дворик усадьбы совсем невелик по размерам, Ду Фу он представляется огромным дремучим лесом. Таким огромным и таким дремучим, что можно заблудиться. Поэтому, прячась от няньки, Ду Фу все же заботится и о том, чтобы нянька сумела его найти, и, стоит ей сбиться со следа, нарочно высовывается из зарослей, раскачивает стебель бамбука или бросает ей под ноги маленький камушек. Если и после этого она не находит его, тогда он сам бежит к няньке, берет ее за руку, и они вместе продолжают прогулку, минуют колодец с журавлем, поленницу дров и кухню. На кухне готов завтрак, и толстый повар с подвернутыми рукавами халата моет под струей воды ножи и ополаскивает сковороды, на которых жарилось мясо. Огонь уже потух, и в печи догорают угли. Служанки относят в дом блюда с молодыми побегами бамбука, вареными овощами, соевым творогом и приготовленными на пару хлебцами. Старый дворовый пес, свесив язык, сидит поодаль от кухни, дожидаясь подачки. Повар бросает ему кость, и он жадно ловит ее на лету. Ду Фу от радости хлопает в ладоши: ему нравится смотреть, как пес грызет свою кость. Мальчик и сам не прочь отведать чего-нибудь вкусного, но нянька говорит, что скоро их позовут завтракать, а пока они устраиваются в беседке рядом с колодцем. Нянька показывает на постройки в углу двора, объясняя их предназначение: в амбаре хранится зерно, в загоне содержат домашний скот. Обо всем этом маленькому господину необходимо помнить, ведь после отца он станет главою дома. Но Ду Фу слушает невнимательно и больше поглядывает на высокую стену, окружающую двор и усадьбу. Из-за стены доносятся голоса прохожих, крики уличных торговцев, скрип рассохшихся колес. Там - совсем иной, незнакомый мир, и Ду Фу хочется поскорее узнать, что же его ждет за стеною родного дома?
ТЕТУШКА ПЭЙ ВОСПИТЫВАЕТ ЛЮБИМОГО ПЛЕМЯННИКА
По улицам древнего Лояна, Восточной столицы империи (Западной столицей считался город Чанъянь), мимо строгих старинных зданий, торговых лавок, буддийских храмов, пристаней и мостов катится пропыленная коляска, запряженная парой лошадей, в которой восседает господин Ду Сянь, а с ним рядом - маленький Ду Фу, одетый в дорожное платье. Тут же, в сундуках, уложены его вещи - домашнее платье, любимые игрушки, всякая мелочь. Малыш вертит головой в разные стороны, приподнимается на сиденье и вытягивает шею - ведь это его первое путешествие! Отец сказал, что они навестят тетушку Пэй - что ж, очень хорошо! Можно будет поиграть с двоюродным братом и вдоволь набегаться по саду! Тетушку Пэй уважают в семье за удивительную доброту и бескорыстие, и она, конечно же, встретит их как самых дорогих гостей. Только почему отец такой грустный, тяжко вздыхает и старается покрепче обнять Ду Фу? Неужели он боится, что сын от любопытства вывалится из коляски! Или причина не в этом? Впрочем, Ду Фу некогда задумываться и строить предположения - вокруг так много интересного! По обочинам движется пестрая толпа прохожих: зонтики, веера, высокие прически, заколотые шпильками, напоминают весенних стрекоз и бабочек, порхающих среди цветов. Мимо проносятся всадники на лошадях, знатные вельможи с надменными лицами выглядывают из-за занавесок паланкинов, а их слуги гортанными голосами разгоняют толпу: «Дорогу! Поберегись!» На перекрестках торгуют фруктами и цветами, разносчики продают с лотков чистую ключевую воду, а рядом в харчевнях пекут лепешки, ощипывают кур, разделывают мясо и рыбу, варят чай в бронзовых котлах, добавляя имбирь или душистый перец. Торговцы и лавочники зазывают покупателей, раскладывают перед ними дорогие меха, разворачивают парчу и тончайший лоянский шелк, просвечивающий на солнце, словно облачная дымка. Мерцают свечи в буддийских кумирнях и чужеземных Храмах Священного Огня. Под Мостом Небесной Переправы скользят лодки, отражаются в воде паруса, и древний Лоян со стороны реки кажется еще прекраснее...
Вот и Ворота Ранней Весны, за которыми находится Квартал Благодатного Ветра, где живет добрая тетушка Пэй со своим сыном. Их дом не из самых богатых, но в нем есть все, что нужно людям со скромным достатком и возвышенными устремлениями. Сад для прогулок, беседка для размышлений, чайная комната, библиотека - повсюду безукоризненная чистота и порядок, в каждом уголке дома тишина и покой. Госпожа Пэй встретила гостей с подобающим достоинством и, обменявшись с ними церемонными поклонами, позвала слугу. Слуга отнес их вещи в комнату, показал, где умыться с дороги. Господину Ду Сяню он предложил до обеда выпить чашку чаю, а маленького Ду Фу угостил грушей. Никогда мальчик не ел таких сладких груш, какие росли в саду госпожи Пэй: наверное, даже волшебный персик долголетия не мог быть вкуснее. За обедом тетушка держалась весело и непринужденно, хотя порою ею овладевала минутная задумчивость, и Ду Фу ловил на себе внимательный и изучающий взгляд тетушки. Рядом с ней на циновке сидел худенький большеголовый мальчик и палочками ел рис - это был двоюродный брат Ду Фу. Мальчик украдкой поглядывал на гостя, а Ду Фу тихонько выстреливал в него зернышками вареного риса. После обеда тетушка Пэй и отец остались в комнате, а братья принялись носиться по саду, прыгать через ручей и скакать на деревянной лошадке. Затем они принесли небольшую бронзовую статую будды и принялись обливать ее водой, изображая обряд омовения. Обоим нравилась эта игра, и они не услышали, как Ду Фу позвали в дом. Господину Ду Сяню пришлось самому выйти во двор за сыном. Когда Ду Фу вернулся в комнату, тетушка Пэй встала ему навстречу, обняла и прижала к себе. «А что, если ты поживешь немного здесь? Ведь тебе весело вдвоем с братом», - сказал отец и посмотрел на тетушку. «Я научу тебя читать и писать. Ты станешь таким же умным и образованным, как философ Мэнцзы», - добавила она, и Ду Фу понял, что его оставляют. Действительно, на следующее утро отец уехал, а Ду Фу, проснувшись, увидел перед собой новые стены и вещи, новые лица людей. Так он оказался в Лояне, и госпожа Пэй надолго стала его наставницей.
Она искренне жалела Ду Фу, ведь бедному мальчику столько довелось испытать! После смерти матери отец женился вторично - на женщине из рода Лу. Мачеха Ду Фу обладала многими добродетелями: заботилась о муже, расчетливо вела хозяйство, соблюдала все посты и обряды, но при этом она не сумела всем сердцем полюбить Ду Фу. Как она ни старалась, а мальчик оставался для нее пасынком. Недаром в древности кровных родственников сравнивали со стеблем и ветками, а чужой сын - чужая ветка, и приживить ее почти невозможно. Не потому ли Ду Фу и отправили в Лоян? Впрочем, судить трудно, и причины могли быть иными. Хотя на похоронах матери Ду Фу и свадьбе отца собирались толпы гостей, семья переживала далеко не лучшие времена. Среди живущих ныне Ду, к сожалению, нет второго генерала Ду Юя или прославленного стихотворца Ду Шэньяня, а когда подгнивают опорные балки, то и весь дом теряет прочность. Не имея надежной опоры и покровительства, на чиновничьем поприще особо не продвинешься, а потомки Ду Юя и Ду Шэньяня не мыслили для себя иных занятий, кроме государственной службы. Принадлежность к древнему роду Ду заставляла их презирать ремесло торговца, купца или ростовщика, с воцарением династии Тан становившееся все более прибыльным. В семье Ду Фу было не принято произносить вслух слово «деньги», но монет в кошельке от этого не прибавлялось. Поэтому стоит ли удивляться, что маленький Ду Фу оказался вне дома! Возможно, за ним попросту некому присмотреть или он сам отбился от рук. Так или иначе, госпожа Пэй сделает все для осиротевшего племянника. Мальчик родился не слишком здоровым, легко ранимым и впечатлительным, поэтому главное - окружить его теплом и лаской. Пусть он чувствует себя словно в родной семье и поменьше скучает о доме. Тогда можно будет взяться и за его воспитание.
Конечно, госпожа Пэй мечтала видеть племянника таким же прямым и честным, как генерал Ду Юй, а для этого существовала целая наука о воспитании, предназначенная для детей чиновников и аристократов, - всевозможные советы и наставления, умелое применение которых превращало даже непослушного ребенка в «благородного мужа». Точно так же, как плотницкий угольник, циркуль или отвес помогали обрабатывать дерево и камень, мудрое воспитание выравнивало и выпрямляло человеческие характеры. Необузданных и вспыльчивых делало мягкими и уступчивыми, трусливых и робких - смелыми и отважными, алчных и жадных - щедрыми и добрыми. Оно приучало к учтивости, деликатности и хорошим манерам. Не усвоить хотя бы начальных навыков воспитания считалось равнозначным тому, чтобы остаться перед людьми босым или с непокрытой головой: для любого китайца это было высшим позором. Поэтому с приездом племянника госпожа Пэй еще раз перечитала наставления мудрецов и вспомнила назидательные притчи, необходимые в домашней педагогике. В одной из притчей рассказывалось о неразумном крестьянине, которому хотелось поскорее получить урожай риса, и он стал от нетерпения поддергивать слабые колоски. Урожай безвозвратно погиб, и крестьянин не получил ничего, - наглядный урок всем нетерпеливым и не умеющим ждать! Госпожа Пэй, конечно же, никогда так не поступит: она будет бережно и осторожно выращивать в душе маленького Ду Фу ростки доброты и любви.
Детское сердце - самое чистое и доброе (с этим согласились бы все мудрецы и философы), и Ду Фу по своим задаткам не отличался от сверстников. Правда, по наблюдениям госпожи Пэй, Ду Фу становится немного похожим на деда Ду Шэньяня. Он тоже не прочь по-мальчишески прихвастнуть своей силой и ловкостью, хотя каждому видно, что силачом ему никогда не быть. Слабенький и тщедушный, Ду Фу едва подтягивается на суку дерева, но это не мешает ему воображать себя храбрецом и героем. Недаром он в таком восторге от бурных и воинственных танцев, которым китайцы научились у жителей пограничных степей. Госпожа Пэй не слишком одобряет этот восторг - ей не по вкусу воинственные степные танцы (и особенно варварский обычай танцующих раздеваться на лютом морозе и брызгать себя ледяной водой), но отрезвить Ду Фу пока не удается. Стоило ему однажды увидеть знаменитую на весь Китай танцовщицу Гунсунь (это произошло на улицах города Яньчэна), и он долго не мог забыть ее танец. Зрелище и в самом деле было захватывающим. Прославленная Гунсунь танцевала в воинских доспехах, с обнаженным мечом в руке, в шляпе из черного каракуля. Когда она кружилась в танце и рассекала воздух мечом, казалось, поднимался грозный вихрь. Уличная толпа замирала от страха, перед глазами зрителей вставали картины исторических сражений, а сама Гунсунь выглядела суровой и неустрашимой воительницей. Это-то и поразило воображение мальчика, стремившегося ко всему героическому. Откуда же тут взяться скромности - мечта о подвигах требовала веры в себя, и не вина Ду Фу в том, что эта вера подчас граничила с самоуверенностью. Ребенок - не взрослый, и он с одинаковой искренностью отдается стремлениям к дурному и хорошему.
Если наивные заверения Ду Фу, что он станет непобедимым воином, подчас вызывали у госпожи Пэй снисходительную улыбку, то его дерзкая вера в свой поэтический дар воспринималась более серьезно. В семилетнем возрасте Ду Фу написал стихи о волшебной птице Фениксе - стихи вполне законченные и зрелые. Знатоки, читавшие их, пощипывали бороды, покачивали головами и восхищенно вздыхали: «Поистине этот ребенок получил поэтический дар от Неба!» Госпожа Пэй и сама удивлялась, с каким искусством и поэтической сноровкой семилетний мальчик выразил мысль о том, что волшебный Феникс, так же как единорог-цилинь, предвещает мир и благополучие. В девять лет Ду Фу поразил ее успехами в каллиграфии: она лишь показала ему приемы написания больших иероглифов, и вскоре он опередил в этом свою наставницу. Госпожа Пэй невольно залюбовалась иероглифами, выведенными рукой Ду Фу, а затем отобрала лучшие из них и сложила в специальную сумку. Для мальчика это было высшей похвалой: он понял, что к его упражнениям относятся со всей серьезностью, и отныне мечтой Ду Фу стало доверху наполнить сумку большими иероглифами. Госпожа Пэй поддерживала это стремление, но в то же время оставалась самым строгим судьей, и если иероглиф заваливался набок, расползался, словно подтаявший снежный ком, или казался похожим на сорочье гнездо с торчащими во все стороны ветками, она зачеркивала его и бросала в корзину. Ду Фу старался изо всех сил, чтобы сумка наполнилась быстрее корзины. Увлеченный каллиграфией, он забывал об играх,- целыми днями растирал тушь и склонялся над учебным столиком. Пальцы и ладони у него были перепачканы тушью, на одежде красовались кляксы, но он снова и снова проводил «прямые», «наклонные» и «откидные», от усердия грызя кончик кисти и закопченными щипцами снимая нагар со свечей. Тетушка Пэй, конечно же, написала об успехах мальчика его отцу, но ответ не слишком порадовал ее. Господин Ду Сянь благодарил ее за заботу о сыне, но в то же время сообщал о решении отдать его в школу. Ду Фу взрослеет, и ему пора браться за изучение классических книг, толкующих об искусстве управления государством, о долге правителя перед подданными и подданных перед правителем, о сыновней почтительности, уважении к старшим, искренности и взаимной любви. Только освоив эти книги, Ду Фу сможет стать «благородным мужем» и получить должность чиновника. А кроме того, оп нуждается в обществе сверстников - хватит ему, словно неоперившемуся птенцу, прятаться под крылом у тетушки. На волю, на воздух! Так писал в ответном письме господин Ду Сянь - писал уже не в первый раз, и госпожа Пэй понимала, что ей предстоит расстаться с мальчиком. Она давно готовилась к этому, но, провожая в дорогу своего воспитанника, не удержалась от слез. За годы, проведенные в ее доме, Ду Фу стал ей вторым сыном: она особенно остро ощутила это, похоронив собственного сынишку. Когда Ду Фу и его двоюродный брат серьезно заболели, встревоженная мать пригласила знахаря - сморщенного старичка с гадательными принадлежностями в котомке, и тот указал место, куда следовало положить больных. По словам знахаря, взаимодействие могучих сил Инь и Ян в этом месте дома создавало благоприятные условия для лечения тяжелой болезни. Госпожа Пэй не знала, верить этому или нет, но знахарь так настойчиво убеждал ее, что она решила попробовать. К несчастью, указанное им место было слишком маленьким и две кровати туда не помещались. Госпоже Пэй предстояло выбрать между Ду Фу и собственным сыном, и она не колеблясь выбрала Ду Фу. Не потому ли ее сынишка умер, а племянник выздоровел и остался жить? Ду Фу тогда был слишком мал, чтобы понять, какой ценой досталось выздоровление, и госпожа Пэй не рассказывала ему о своем выборе. Пусть расскажут другие - ей трудно подобрать слова, чтобы выразить свои сокровенные чувства. Но после смерти сына она еще сильнее привязалась к Ду Фу.