Дубинушка
Шрифт:
— На моей памяти это пятая жертва.
— А?.. Что ты сказал?..
— Говорю, пятую женщину они вот так встречают на средине Енисея; грабят, насилуют, а потом… бросают в прорубь. На этот раз там была сетка рыбаков — в ней задержалась твоя Галина.
— А-а… Да, да — это они. Есть у нас в лагере такая нелюдь. Я слышал. И боялся за Галю. Надо бы сказать ей, да не хотел страху нагонять. Я виноват. Я, я… Не уберёг. — И Евгений заплакал. Сердце сжалось и сильно заболело. Он плакал, и тело его сотрясалось в рыданиях.
Маше дядя Женя сказал:
— Так, ты говоришь, молочка оставила для меня? Денег-то я сейчас тебе дать не могу, но вот починю Славке Одноглазому крыльцо, так и расплачусь
Славке он ничего бесплатно не делал, не любил его.
Мария сказала:
— Вон там на полке: для вас и для Дениса.
— Плохой он фермер, Денис Козлов, запутался в долгах. Банк грозится арестовать его хозяйство и пустить на торги.
Банкир Дергачевский зорко следил за ходом дел у каждого фермера. Кредиты давал, но под большой процент, и, когда надо было возвращать деньги, Денис все свои доходы отдавал Дергачевскому. Вот и получалось: фермеры как бы батрачили на банкира. И как ни бился Денис, а дело своё поставить на ноги не мог.
Подумала Мария: «А я вот дам ему денег, он и поправит свои дела».
Денис Козлов разводит кроликов и живёт на горе чуть повыше Евгения Слепцова. Недавно от фермера ушла жена и увела девочку, по которой Денис сильно скучает. Маша носит ему козьего молока три стакана в день и два стакана отдает дяде Жене. Недавно ему сказала: «Денег с вас брать не буду. Вы мне прошлой весной сена для Пирата заготовили, дров из леса привезли». — «Ну, нет, — возразил Евгений Владимирович. — Деньги с меня бери, чай, мужик. Заработаю». Но люди с приходом новой власти совсем обеднели, и денег с них он не требует. Зато рыба у него всегда бывает. К нему из города приезжают рыбаки, и он даёт им лодку. Сам рыбу не ловит, боится рыбнадзора, но, как он выражается, гонорар с городских живым товаром берёт. Впрочем, и рыбу раздаёт. Приносит и Денису и Марии. Оно, конечно, хорошо это, когда человек другим людям помогает, за то и любят в станице Евгения, да у самого-то копейки в кармане нет. Прежде-то в колхозе работал и кем только ни был: и трактористом, и бригадиром, и много лет на Дону лодочной станцией заведовал — там и рыбу научился ловить, — а как колхоз по приказу новой власти растащили, так и остался он и без работы, и без денег. Даёт ему Мария деньги, заработанные на рынке, а он не берёт. В другой раз и совсем без хлеба много дней живёт, картошку и овощи ест.
Радовала Марию трезвость Евгения. Сама слышала, как на приставания друзей «пей да пей» он однажды сказал: водка, как я в лагере заметил, первый враг человека. Великий учёный Дарвин высчитал: «От водки и вина больше погибает людей, чем от войн и эпидемий, вместе взятых».
В лагере Евгений много читал, жадно слушал умных людей, — а таких там было множество, — в лагере он, можно сказать, кончил университет, и теперь удивлял своих земляков учёностью и умным разговором. Его любили слушать и казаки, и казачки, и дети, и даже учителя местной десятилетки, которых в станице было много. И все поражались его памятью, хранившей высказывания древних мудрецов, имена великих людей, подробности их жизни и суть их учения.
Евгений гордился своей трезвостью. Молодому мужику, много пившему, он иногда скажет:
— А тебе, братец мой, детей иметь нельзя: от пьяницы каждый третий родится уродом, а если и здоровый случится, то умишком будет слабоват, пороха не изобретёт.
Слышали такой разговор и казачки, боялись рожать от пьяниц. Не одна из них при этом кидала завистливый взгляд на Евгения: вот бы рожать от кого. Здоровый, красивый и трезвый. Впрочем, случалось и выпьет он рюмку-другую. Тогда похвальба на него находит: увидит идущую по хутору женщину, скажет заехавшему к нему из города рыбаку: «Вон пошла — тоже моя любезная. Тут, почитай, полстаницы мои жены. И детей рожают, на меня похожих».
И потом с грустью добавит: а куда ж и деваться-то им: казаки-то лихие частью спились, частью разбежались по городам и там пытают судьбу. Мор на русскую землю пошёл, сатана в Кремле поселился. А он, сатана, умнющий, недаром с ним и сам Бог сладить не может. Иногда и отгонит от людей подальше, но проходит время — и сатана снова верх возьмёт. Наш сатана беспалый; русский богатырь Илья Муромец в схватку с ним вступил и два пальца у него на руке оттяпал. И ещё душил его наш Илья, и оттого сатана голос потерял; не по-человечьи он говорит, а как-то рычит по-медвежьи и глазами нехорошо зыркает. А чтобы его армия не трогала, он из Генерального штаба список полковников потребовал. Отчертил из них пятьсот человек и тут же указ написал: присвоить им звание генералов. С тех пор эти «лампасники» — так зовут кабинетных генералов, которые пороха не нюхали — в рот президенту смотрят и как истуканы головами кивают, — одобряют, значит. Одним словом, сатана и раньше на Русь являлся, но он мало отличался от человека, а нынешний на большую обезьяну похож. А те, кто его близко видел, говорят, что из глаз у него искры вылетают, и если та искра попадёт на человека, то тело до кости прожигает. Однажды подвыпивший казачишко, распустив слюни и тараща на Евгения ошалелые глаза, сказал:
— Врешь ты всё, Евгений. Где только и научился, — в тюряге, наверное.
На что Евгений заметил:
— В тюряге многому научиться можно. Там народ трезвый, а на трезвую голову дельные мысли приходят.
И в тот раз про сатану новую быль рассказал:
— Я по зарубежному радио слышал: наш правитель министров лёжа у себя дома принимает. Так будто бы английский премьер Черчилль в силу своей старости и чрезмерного веса делал, но тот был умным, а этот?.. Долго он смотрит на пришедшего, а потом скажет:
— Ты кто таков?
Ну, тот отвечает, кто он и зачем пришел. А «всенародно избранный» покажет ему на дверь:
— Иди, милый, иди. Я, па-анимаешь ли, забыл, зачем тебя звал. В другой раз придёшь.
Не знает он, какое задание давать министрам, потому священники и говорят: он и есть сущий сатана, а сатана души не имеет, он хотя и сильный, но сила его только в одном проявляется: как бы побольше навредить людям.
Мария подрастает у Евгения на глазах. Вот она на рынок ходить стала, кавказцам помогает. Дядя Женя Пирата к себе в хлев перевёл, кормить его и ухаживать за ним стал, а Сильву Мария в своём подворье оставила. Как-то дядя Женя сказал Марии:
— Матери у тебя нет, так ты не обижайся, вместо неё я тебе совет дам: ты кавказцев близко к себе не подпускай. У них руки липкие и — грязные. А если кто обидит, мне говори, я им покажу, кто у нас тут хозяин.
В другой раз заметил:
— Ты, Маша, ходи ко мне, как домой. Одиночество томит и сушит. Мы все тут родственники. Я тоже тебе не чужой. А на рынке не по тебе работа. У тебя козочка, а у меня тыквы, картошка есть. Я варений много банок заготовил, а в другой раз и Денис кролика даст. Он сейчас частенько Пирата у меня берёт, за кормами ездит.
Случается, о жизни речь заведёт:
— Жениха для тебя подсматриваю. Ты теперь на выданье. Пора уж.
— Дядь Жень, не говорите вы про такое. Мне даже думать боязно об этом.
— А чего и бояться? От судьбы своей бабьей не уйдёшь. Лишь бы женишок трезвый попался. Сейчас трезвые мужики в большом дефиците.
— Ну, не надо. Прошу вас.
Машу такие разговоры смущали, но она хотя и возражала, но не обижалась.
Евгений любит политические разговоры. О нём в станице говорят: «Наш доморощенный философ. Умнющий, дьявол! Страсть какой умный!..»