Дублёр
Шрифт:
– Тьфу-тьфу, – постучал Гапонов по «торпеде», – сплюнь.
– Это ты плюйся. Ладно, слушай дальше. Бумаги нашлись. У мусорка одного в кабинете.
– У мента?
– Да, у мента, но мелкого пошиба. Оперок в обычном отделе. Оказывается, у него с банкиршей романчик школьный был, они однокласснички. А когда мужичок ее бросил, она про дурика этого вспомнила. Тогда, наверное, бумажки ему и передала.
– Это он проверял адреса фирм?
– Он. По собственной инициативе. Не иначе как разобраться захотел, почему его первая любовь скончалась.
– –
Собеседник протянул руку и достал с заднего сиденья черную папку.
– Вот они. Это тебе подарок в честь сегодняшнего праздника. Держи.
Гапонов взял папку, извлек несколько листов и быстро пробежал глазами содержание.
– Да, то самое. Спасибо. Я оставлю их себе?
– Только не потеряй.
– Разумеется.
Дмитрий Степанович захлопнул папку и на мгновение задумался.
– А этот мент… Как он отдал бумаги? Через деньги?
– Это не твоя забота.
– Я на всякий случай беспокоюсь… Он не мог снять копии? Или рассказать кому-либо?
– Вряд ли… Не стоит переоценивать головы наших братьев по оружию.
– И все же… Как он передал бумаги? Добровольно?
– Ну, не совсем. Скажем, добровольно-принудительно. У него их изъяли.
– То есть не исключено, что он продолжит возню?
Человек хлопнул огромной ладонью по коленке Гапонова.
– Не порти себе праздник, иди доедай осетрину. Мусорок уже ничего не продолжит и никому ничего не расскажет! Болтунов в органах не любят.
Дмитрий Степанович чуть поморщился.
– Вы что, его…
– Ни в коем случае. Сначала мы закончим работу. Узнаем то, о чем ты беспокоишься. Насчет копий и разговоров.
Значит, все-таки он мог?…
– Мог – не мог… Сказано, не переживай. Совесть – лучший контролер. А мы работаем на совесть. Зачистим, заполируем, придадим товарный вид.
Гапонов одобрительно кивнул, захлопнул папку и, попрощавшись с человеком, вышел из машины.
Фуршет продолжался.
Вадик Дубов бережно погладил белый глянец почетной грамоты.
– Во! За раскрытие тяжкого преступления и задержание особо опасного преступника. Лучше б, конечно, деньгами, но, в принципе, тоже неплохо.
– Кого ж ты там задержал, грамотный наш?
– Тут же написано. Особо опасного преступника. Жизнью драгоценной рисковал.
– Стрелять пришлось?
– Хорошо стреляет тот, кто стреляет последним. Обошлось. Голыми руками взял. Вадик пришпилил грамоту над столом.
– Дело было глубокой и страшной ночью. Я дежурил по району, тревожно вглядываясь в темное окно кабинета и пытаясь разгадать замыслы коварных врагов. Дождь лил стеной, молнии разрывали черное небо, штормовой ветер пригибал деревья к самой земле.
И вот когда мне надоело разгадывать планы и я прилег было отдохнуть на диванчик, раздался тревожный звонок дежурного. Убийство! А-а-а! Пьяница-муж так обнял за горло любимую супругу, что та немножко задохнулась. А ведь любил, любил когда-то! Рожал в себе глубокое чувство! Но такова жизнь… Когда понял, что супруге пришел «зе енд», напился и стал плакать. Теща разозлилась и вызвала полицию. Тревога!
Я выехал немедленно, несмотря на ночь, грозу и ураган. Лично надел душегубу наручники и препроводил его в машину. Приехала в почти полном составе следственно-криминалистическая группа. В почти. Медик был сильно уставший и осматривать труп не мог. Дополз до кресла и прошептал: «Пива», ушел в мечту. А ведь давал, давал клятву Гиппократа… Работа замерла.
Раскрытие тяжкого преступления находилось на грани нервного срыва. На карту встала честь наших мундиров, встала и ни с места. Следователь прокуратуры тут же написал мне отдельное поручение – достать требуемое. Да, это было трудное задание, почти невыполнимое. Все ларьки в районе сровняла с землей местная администрация, ближайший магазин «24 часа» находился в пяти километрах. Но я не боялся трудностей!!! Я помнил о своем долге и присяге! Я достал пиво! Не буду говорить как, боюсь, сердца ваши не выдержат напряжения.
Спустя час я появился на пороге – мокрый, усталый, измученный, но гордый. В руке я сжимал бутылку «Балтики Классической». Медик тут же вернулся из мечты, выдул «классическое» в два глотка и принялся за дело. Работа спорилась. С осмотром покончили быстро.
Перед отъездом, упаковав свои градусники и фонендоскопы в чемоданчик, доктор потребовал лист бумаги и написал рапорт на имя начальника Главка.
«В связи с высоким профессиональным мастерством и личным мужеством, проявленным при раскрытии тяжкого преступления, прошу поощрить оперуполномоченного уголовного розыска Дубова Вадима Андреевича». Вот!
Поощрили. Горжусь!
– Действительно герой, – подтвердил Караваев. – Хорошо, что не посмертно.
– У меня все впереди.
Валера, которому надоела бестолковая болтовня коллег, поднялся с дивана и пошел в свой кабинет. Он никак не мог прийти в себя после истории с Олегом. Смешного мало. Полная чертовщина.
Взять и так просто закрыть опера… В конце концов, можно оставить на подписке о невыезде, отстранить от должности, как это частенько делается, но сразу в камеру… И главное, за что?!! За найденные в столе два неучтенных патрона от пистолета? Надо же, незаконное хранение боеприпасов!
Валера вспомнил лицо одного из пришедших людей. Следователь городской прокуратуры. Ребята пришли в гости с конкретной целью. Найти патроны. Нашли. Смешнее повода не придумаешь. У самого Валерки этих патронов в ящиках – как грязи, да и у всех остальных тоже.
Олежке-то сейчас не до смеха. Кому ж он поперек встал? Слепому видно, что патроны – формальный повод. То-то ребятки до сих пор в архиве роются, творческое наследие опера Степанова изучают. Каждую бумажку. Ищут дерьмо, ищут… К матери с обыском притащились. Понимают, что к патронам надо что-нибудь повесомее, посолиднее. Олежка грамотный, отобьет эти патроны без всякого адвоката.