Дубликат
Шрифт:
– Вот только кое-что в этой истории мне остается непонятным, - продолжил я и повернулся к стройке. – Извините, надо кое-что проверить.
Оставив майора с Ромкой около машины, я вернулся на заброшенный участок и вошел в пустое здание – туда, где дубль расстрелял Игната. Возле «убитой» копии топтались трое полицейских, будто опасались, что она снова оживет. Тело Игната накрыли белой простыней, и санитары уже перекладывали его на носилки.
Подойдя к троице полицейских, я наклонился над дублем, задержал на нем свой взгляд.
От копии тянуло горелой
В животе у меня заиграл холодок. Вроде бы обычная программа, но казалось, что передо мной покоится мертвец, который еще полчаса назад был жив, разумен и дьявольски опасен.
Долгое время я смотрел на дубля и все силился понять, что же такого с ним произошло в последние минуты «жизни».
Он стрелял в своего нового хозяина. И это не был сбой программы. Будь это так, дубль начал бы палить во всех без разбору. Он же стрелял расчетливо, с присущим ему хладнокровием машины. Сперва отправил на тот свет Игната, а потом хотел убить меня.
Но что произошло? Почему дубль решил убить своего кукловода? И главное, как он смог сделать это, если им никто не управлял?
Тут до меня с опозданием дошло, что Игнат блефовал, когда угрожал сбросить Нику в машине в карьер вместе с дублем. Пока они не продали квартиру, уничтожать мою копию ему было не с руки. Она – его гарантия, что дубль продаст квартиру, и Игнат заберет себе все деньги.
Очень долго я стоял над копией и скрупулезно думал.
И тут в глаза мне бросилась одна деталь, которую я раньше не заметил.
Волосы дубля были присыпаны известково-белой штукатуркой.
Наклонившись, запустил руку в копну черных волос, слегка взъерошил их. Белой россыпи было совсем немного: мелкие крошки запутались в волосах в районе затылка.
Я задумчиво почесал переносицу. Троица полицейских с любопытством наблюдала, что я делаю.
Я посмотрел на бетонные стены в помещении. На деревянный пол. Потом на волосы. Запустил пятерню в свою жирную от пота копну – чисто.
В этот момент возле меня нарисовался Базилевич. Он хотел что-то спросить, но я опередил его:
– Можно взглянуть на вашу голову?
– Чего? – Майор удивленно посмотрел на меня.
– Мне нужно глянуть ваши волосы, всего секунду…
Не дождавшись согласия, я подошел к майору и, так как был выше его, окинул взглядом его коротко постриженную макушку.
Никаких следов штукатурки не было.
Потом я подошел к стоящим полицейским и, извинившись, попросил их слегка наклонить головы. Фуражки их тоже оказались чисты.
Я остановил санитаров, которые уже тащили к выходу Игната на носилках, приподнял простыню, взглянул на голову убитого. Волосы Игната тоже были перепачканы.
– Штукатурка, - резюмировал я, вернувшись к Базилевичу.
– Что?
– В волосах у дубля штукатурка.
– Странно, правда? Мы же на стройке, - хмыкнул еще более растерянный майор.
Полицаи, что стояли рядом, дружно оскалились.
Я замотал головой и посмотрел на Базилевича.
– Все это время он сидел в машине, - я кивнул на «мертвого» дубля. – Здесь, - обвел руками стены, - один голый бетон и деревянный пол.
– И что? – Базилевич по-прежнему смотрел на меня непонимающе.
– Похоже, нам нужно заехать еще в одно место, товарищ майор, - сказал я, окинув всех четверых полицейских многозначительным взглядом.
Глава 12
Мы остановились возле запертой двери «Холостяка» – я, Базилевич и еще два молодых сержанта, которых майор прихватил с нами. Ребята в форме, похожие, как близнецы, топтались за спиной командира и молча ждали указаний. Базилевич стоял слева от меня, смолил вонючий «Кэмел» и смотрел на черную дверь бара. Судя по пресной скуке на его лице, он до конца не понимал, зачем я их сюда привез. Я же застыл возле окна окна "Холостяка" и тщетно вглядывался в темноту за ним.
Бар Сурена находился в цокольном этаже кирпичной восьмиэтажки, во дворе которой мы стояли. Обычно «Холостяк» работал ежедневно до двух ночи, но сейчас дверь оказалась заперта, а за окнами была такая темнота, что ничего не удавалось разглядеть.
Полицейский «уазик» пришлось оставить прямо у подъезда – другого свободного места возле дома просто не нашлось. Ника с Ромкой напросились с нами и сейчас ждали в машине.
На улице стояла ночь. Ветер шуршал в листве растущих во дворе берез и тормошил белье на балконных сушилках. Тусклый диск луны с холодным равнодушием поглядывал с неба на нашу четверку. Во дворе никого не было. Лишь двое рослых мужиков в черных свитерах и «трениках» дымили на лавочке у соседнего подъезда, изредка бросая взгляды в нашу сторону.
Довольно долго мы топтались около двери «Холостяка». Потом Базилевич выплюнул бычок и, затоптав его носком туфля, вопросительно посмотрел на меня.
Разочарованный, я отошел от окон бара и кивнул на восьмиэтажку.
– Эта сволочь здесь же и живет, в этом подъезде. Только номера квартиры я не знаю.
– Ну, тогда он никуда от нас не денется, - заверил майор. – Завтра заглянем в их управляющую компанию и добудем список всех жильцов.
Вздохнув, я снова заглянул в темные окна бара.
Уезжать мне не хотелось. В горле, как репей, застряло подозрение, которое я опасался сказать вслух даже себе. И чтобы опровергнуть его или – не дай боже! – подтвердить, мне нужно было срочно войти в бар и все проверить.
– Я так и не понял, - вновь заговорил майор, - с чего вы взяли, что этот ваш Сурен тоже в этом замешан?
Ответить я не успел – в этот момент перед нами открылась дверь подъезда, и на улицу вышла бородатая фигура в черной, как у вора, шапке, и плотной кожаной куртке с меховым воротником. Человек остановился резко, будто напоролся на невидимый щит. Лицо его избороздили темные морщины, брови блестели сединой, щеки покрывала безобразная щетина пепельного цвета.