Дуэль
Шрифт:
– Какого черта вы здесь делаете? – спросил он в качестве приветствия.
– Как же, жду вас, мой милый. Я знала, что вы придете, как только эта девочка ляжет спать. – Она протянула к нему свои пухлые руки. Он сунул в ее руки халат, лежавший на краю кровати.
– Эта девочка – молодая леди, как вам хорошо известно, а не ребенок.
Леди Пейдж накинула халат на плечи, села у туалетного столика и принялась вынимать шпильки из волос, глядя на свое отражение в зеркале.
– Тем больше оснований для моего пребывания здесь.
– Тем меньше оснований
– Ах, но мне показалось, что вы скучаете без меня, как я скучаю без вас, мой милый. Вы могли и передумать.
Он и передумал – многое передумал за это время, например каким дураком оказался.
– Если бы я изменил свое решение, я пришел бы к вам. Вы знаете, что я никогда не приглашал вас в свой дом, даже когда мы были… друзьями. – Друзьями они не были никогда, были не более чем знакомыми. Честно говоря, Йен не мог припомнить ни одного весомого разговора с этой отнюдь не невесомой женщиной.
– Подумаешь. Какая-то глупая мужская щепетильность. Он ничего не сказал.
– Ну что ж, говоря откровенно, мне просто некуда было больше деваться. Я не могла оставаться в Пейдж-Хаусе, потому что все слуги ушли. Изменники и трусы.
– Когда им в последний раз платили жалованье? – спросил Йен.
– Это дело Реджинальда. – Она пожала плечами, отчего халат соскользнул на пол, явив ему то, что она, очевидно, считала соблазнительным зрелищем, – обнаженные плечи. Потом она переменила позу, чтобы он не мог не увидеть ее соски сквозь тонкую ткань. С Йена было достаточно. Он отвернулся. Нет, так его взгляд падал на кровать. Он подошел к открытому окну, выглянул в сад. Темные дорожки освещал один-единственный фонарь, висевший на задних воротах.
– Но почему вы приехали сюда?
– Потому что вы вынудили Реджинальда уехать из Лондона. Поэтому ответственность за меня лежит на вас.
– Я вовсе так не думаю. Если бы я дал вам обещание или поклялся в вечной любви или в какой-либо подобной чепухе, тогда другое дело. Но между нами не было таких отношений. И все отношения между нами кончились еще до того, как ваш муж бросил мне вызов. Так что я не намерен рвать на себе волосы. – Она как раз расчесывала свои волосы, которые были далеко не такими блестящими, как у мисс Ренслоу, и ее расческа зацепилась за клок спутанных волос. – Вы сказали мне, что Пейджа никогда не интересовало, чем вы занимаетесь.
Она нахмурилась. Она очень долго обходилась без помощи горничной.
– Он и не интересовался до тех пор, пока я не сказала ему, какой вы замечательный любовник.
– Проклятие! Вы так сказали мужу? Неудивительно, что он не взял вас с собой, когда бежал от своих кредиторов.
Она встала и положила руки ему на плечи.
– Но ведь это правда.
Йен отодвинулся. Еще шаг – и он выпадет из окна. Мона снова принялась расчесывать волосы.
– Он плохо обеспечивал меня.
Что-что, а волнение Пейдж вызвал – у всех у них. А Мона продолжала:
– И потом, вы моложе и красивее, и карманы у вас поглубже. Конечно, он возненавидел вас.
– Вы были его женой. И вы ею и остаетесь, – напомнил он.
– Ах, я же не прошу вас помочь мне получить развод, чтобы мы могли пожениться.
Йен с трудом удержался, от слов, готовых сорваться с языка, – насчет того, что гусь свинье не товарищ.
– Единственное, что мне нужно, – это место, где я могла бы пожить некоторое время, не боясь, что появится бейлиф. Вы же знаете, в конце концов, Реджи пришлет за мной. Он действительно любит меня.
Йену было приятно узнать, что есть на свете дураки еще большие, чем он.
– Но здесь вы не можете оставаться.
– Из-за этой девчонки Ренслоу?
– Потому что я не хочу.
– Разумеется, хотите, милый. – И она выпятила грудь. Йен закрыл окно, чтобы она не простудилась.
– Нет, не хочу. И кроме того, я не хочу, чтобы вы находились рядом с мисс Ренслоу.
– Не понимаю почему. Ее репутацию нельзя испортить еще больше. Что же до всех этих ваших щепетильных соображений, это ведь не в моем доме живет барышня, достигшая брачного возраста.
– Возможно. Даже если ее репутацию спасти нельзя, ее нравственность уберечь можно. Вы, сударыня, неподходящее общество для любой леди. Вы неподходящее общество даже для комнатной собачки или фонарщика. И я не желаю видеть вас в моем доме.
Вот тут-то и пригодились атлетические способности Йена. Он приседал и увертывался от летевших в него предметов, которые не мог поймать. В него ничего не попало, и только одна бесценная статуэтка из розового жадеита ударилась о стену. Он подобрал щетки для волос и сунул их в еще не распакованный сундук Моны.
Когда Мона поняла, что ей не удастся воздействовать на него метательными снарядами, она прибегла к слезам.
– У меня нет денег в банке, и мне некуда идти, – заплакала она.
– Ни то ни другое меня не касается.
– Я старею и дурнею. Я никому не нужна.
К тому же она еще и толстеет, подумал он, но ему слишком нравились еще не разбитые жадеитовые статуэтки, и он промолчал.
Когда он не высказал немедленного несогласия с ее словами, которыми она хотела вызвать у него жалость, она вскрикнула:
– Значит, вы считаете меня старой и некрасивой?
На этот раз Йен не успел уклониться. Ее кулак угодил ему прямо в ухо. По крайней мере, ему не придется какое-то время слышать ее вопли. Увы, когда звон в ушах прекратился, оказалось, что она все еще шлет проклятия по адресу негодяев, которые используют женщин, а потом их бросают.
– Если вы выгоните меня, я расскажу всем, какой вы бессердечный.
Йен потер ухо и хмыкнул, совсем как Уигги, выражая свое равнодушное презрение.
– И какой вы скупой.