Дух воина. Погранец
Шрифт:
– Товарищ командир, унтер в мундире был, видно он и разводил посты. Что с остальными делать будем? – Фома Миронович говорил шёпотом.
– Давай сюда Титова и разведчиков, – приказал я, просматривая документы на столе.
В прошлой жизни я в совершенстве знал три языка. Немецкий в школе учил, потом английский. Практика была в командировках по служебной необходимости. А испанский довелось выучить, когда пять лет в Центральной Америке военным советником службу тянул. Документы на столе – это в основном накладные на отпуск снарядов. Значит приезжают на загрузку. У меня появилась мысль. А не обзавестись ли нам техникой? В этот момент
– Так, бойцы, слушаем меня внимательно. В палатках немцы спят, и мы их всех ликвидируем. Три палатки в вас четверо, по двое на каждую. В третью я один войду. Валите всех без сожаления. Автоматами все умеют пользоваться? – начал я разговор.
– Так точно, товарищ командир, – ответил за всех Бобыкин.
– У автомата есть болезнь, если держать за магазин, может произойти перекос патрона, потому держите за раму, возле магазина есть специальное место. Стреляете короткими очередями. В палатки врываемся одновременно. Всё, приготовились и вперёд.
Я взял два пистолета, ТТ и «вальтер». Мы одновременно кинулись в палатки, и я услышал треск автоматных очередей. Сам стрелял с двух рук, есть у меня такой опыт. В моей палатке был ещё один унтер, его я оставил в живых, вырубив на некоторое время. Когда всё закончилось велел собрать оружие и форму немецких солдат. Также разрешил осмотреть трофеи. Мелочи важны, когда ты воюешь в тылу врага. Какие мелочи? Бытовые, такие, как зубной порошок, зубная щётка, бритва или мыло. Кому-то покажется смешным упоминание об этом. А я скажу так. Попробуйте не чистить зубы в лесу в течении месяца или не бриться, не стричься. Быстро превратишься в лешего. Ко мне подошёл старшина, посмотрел на пленного.
– Очень правильно, товарищ лейтенант, что пленного взяли. Надо бы поспрашивать его. Вы же ловко допрашивали перебежчика полгода назад. А я вот только по польскому разумею, немецкий так и не выучил. Хотя несколько слов знаю, – пояснил старшина, почёсывая затылок.
Вот значит, как, оказывается хозяин моего сегодняшнего тела немецкий язык знал. Это хорошо. А то, как бы я стал объяснять знание языка.
– Мироныч, ты осмотри командирскую палатку, к пулемёту кроме запасных стволов должна быть асбестовая рукавица и патроны поищи. А немчуру я сам допрошу, – отдал я распоряжение и старшина вышел.
Я похлопал по щекам немца, вскоре он заморгал и открыл глаза. Руки ему связал заранее за спиной. Привалил его к кровати спиной. Допрос начал на немецком языке.
– Слушай внимательно. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Будешь упрямиться, буду делать очень больно. Если расскажешь всё, что меня интересует, оставлю живым. Понял? – я повертел ножом перед носом немца, нож взял у старшины.
Унтер-офицер кивнул головой подтверждая, что понял меня.
– Имя? Какое подразделение? – начал я допрос.
– Фридрих Мультке. Мы из охранной роты, к передовым частям не относимся, ответил унтер.
– Как долго собирались охранять этот временный склад?
– В течении двух дней должны вывезти. Наши части захватили большой склад большевиков, сегодня с утра будут две машины.
– Где находится большой склад и что там?
– Склад в тридцати километрах от Волковыска, там есть село Порозово. На складе боеприпасы Красной Армии, снаряды, патроны, вроде даже есть авиационные бомбы. Туда же свозят трофейное оружие.
– Сколько там охраны? И где сейчас передовые части?
– Склад охраняет рота охраны. Наш взвод должны были отправить к ним в усиление. Наши передовые части уже возле Минского рубежа. Вчера нам сообщили, водители, что приезжали за снарядами.
– Кто командует наступлением на этом направлении?
– Генерал-полковник Герман Гот. Сегодня или завтра там появится Гудериан. Так что Минску долго не продержаться. Лучше бы вы сдались. Мы не расстреливаем русских солдат, если они готовы служить Великой Германии, – унтер всё же запел песню о непобедимости Рейха.
Я врезал несильную пощёчину немчуре, чтобы не забывался.
– Ты меня, Фридрих, не агитируй. Я ещё к вам в Берлин приду и на костях вашего бесноватого Фюрера17 спляшу, а заодно нассу на его могилку.
Я достал ТТ и поставил на боевой взвод.
– Ты обещал меня отпустить, – испуганно заговорил немец.
– Не трясись, Фридрих. Я обещал оставить тебя в живых потому, что ты ещё не успел натворить бед на нашей земле. Прострелю тебе колено и руку. Это для тебя же лучше, комиссуют и отправишься домой жрать жаренные колбаски и тискать свою фрау18. Есть у тебя семья, жена дети? – говорил с немцем почти ласково.
– Есть, жена и две дочери. Ещё родители живые. Брат водителем в вспомогательных частях, – залепетал немец.
– Не ссы немчура. Хоть инвалид, но будешь живым. Ваше гестапо19 тебя допросит, а ты скажешь, что потерял сознание. Ещё и благодарить меня будешь лет через пять.
Я развязал руки немцу и прострелил ему левую руку и колено. С коленом он гарантировано на инвалидность отвалит. Можно было конечно и зажмурить20 его, но я пока не испытывал лютой ненависти к немцам. Тем более в прошлой жизни были операции совместные с потомками тевтонских рыцарей, ещё во времена ГДР21, в конце восьмидесятых. Многих я немцев из того времени знал, боевые ребята. Я вышел из палатки. Надо было готовиться к приезду машин снабжения немецкой армии.
Из воспоминаний ветерана Второй мировой войны Фридриха Мультке. 1960 год.
«На Восточном фронте мне довелось повоевать немного. Буквально несколько дней. В армию был призван в 1939 году. Служил в роте охраны, участвовал во Французской компании. А в 41-ом нашу часть оправили на Восточный фронт. Там я и получил тяжёлое ранение в ногу и в руку. Особенно плохим было ранение в колено. Пока попал в госпиталь, началось заражение. Ногу мне отрезали. Так что я прямиком направился в тыл, после госпиталя, конечно. Я хорошо помню того русского, который прострелил мне колено. Особенно запомнил его глаза. Он хоть и молодой был, но видно, что убивать ему не в первой. Этот русский тогда сказал, что придёт к нам в Берлин. Через четыре года так и получилось. Сегодня я даже благодарен этому русскому. Он мог убить меня, но оставил в живых, как обещал. Сказал, что я ещё не успел натворить бед на его земле. В Гестапо меня допрашивали, уже в госпитале, но я им не стал говорить про русского. Тем более тот отряд русских взорвал остатки боезапаса. Мне повезло. Повезло моей жене Марте. Муж хоть и калека, но вернулся живой. Многим и такой удачи не было. У меня был две дочери, потом родились два сына. Я же деревенский, своё хозяйство. Работников во время войны брал конечно. Но никогда не брал русских, взгляд того русского запомнил на всю жизнь. Никакой злобы или жестокости во взгляде, скорее равнодушие. Смотрит, как на таракана и думает, наступить ногой или нет. Были пленные из Европы, вот они и работали на нашей ферме…».