Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея
Шрифт:
Красные, как два пылающих горна, глаза, и когтистая лапа резким, почти незаметным движением с необыкновенной силой схватила его за горло.
Она была жива!
***
Олга любила этот звук – скрежет металла о точило.
В углу мастерской отца стоял огромный, старый как мир, кованый сундук с тяжелым узорчатым замком, который вряд ли можно было снять даже самым прочным ломом. В нем хранились особо ценные каменья, используемые для различных инкрустаций, бумаги, векселя, дорогие старинные книги (Олга подозревала, что колдовские), и множество всякой интересной, но, увы, недоступной для длинного девчоночьего носа всячины. Эта деревянная
Стальное лезвие мерно охаживало точильный брусок. Потрескивал огонь в печи. Олга поежилась, плотнее укутываясь в теплую, вкусно пахнущую зверем шкуру… Шкуру?! Змея болезненно поморщилась, вспоминая события последних месяцев, и открыла глаза.
Первая странность заключалась в том, что открыла-то она оба, а видела почему-то только одним глазом. Вторая странность – изменившаяся обстановка. Это был совершенно другой дом – настоящий добротный сруб, а не полуразвалившаяся баня. И третье – сам Учитель с перебинтованной головой. Повязка и недовольное выражение лица делали его облик столь потешным, что, несмотря на весь свой страх, Змея фыркнула, не сумев сдержаться. Лис резко обернулся, и Олга встретилась с ним взглядом. Опять эти страшные мертвые глаза! И в то же время ее обдало такой волной презрения и злости, что она чуть не захлебнулась собственным дыханием.
Лис ощерился и возвратился к прерванному занятию.
Ничего не изменилось в поведении Рыжего… или все-таки? Олга потрогала левый глаз: “вроде бы в порядке”, и еще раз осмотрела новое убежище.
“Что ж, по крайней мере, здесь есть печка… Интересно, в честь чего такие перемены? Зачем он меня сюда приволок?”
Натянув шкуру до самого носа, она приподнялась на подушке, оглядываясь.
Небольшая, но достаточно просторная комната, на четверть занятая печью, вмещала в себя массивный, топорной работы стол, пару таких же табуретов и две широкие лавки, одну из которых занимала Олга. Застиранная занавеска разделяла кладовую и жилое помещение. Судя по характерному капающему звуку, долетавшему из-за неплотно закрытой двери, умывальник находился в сенях.
Сталь мерно охаживала точило.
Олга выскользнула из-под шкуры и, не найдя, чем прикрыться, как была, нагишом тихонько вышла в уборную. За дверью, вопреки ожиданиям, оказалась еще одна маленькая комнатушка с выходом в сени, из которых по полу тянуло холодом. Слева до самого потолка размещались широченные полки, до отказа забитые пыльным, провонявшим плесенью, ржавчиной и звериной мочой хламом. Справа в углу стояла приземистая бочка с водой, прикрытая квадратной крышкой, увенчанной, в свою очередь, помятым железным черпаком. На стене красовался медный умывальник с зелеными подтеками на тусклых боках, раковина на деревянном коробе и, самое примечательное, настоящее заморское, правда, треснувшее зеркало с каравай размером, такое же круглое и обрамленное дорогой рамой с облупившейся позолотой. Далее стояла скамья, укрытая в беспорядке сваленной одеждой, под ней – огромный чан продолговатой формы, доверху нагруженный кулями и свертками. У двери валялось несколько пар сапог и чудовищных размеров топор. Олга поморщилась. Она не любила беспорядка.
Вода в умывальнике была холодной, с приятным металлическим привкусом. Олга ополоснула лицо и шею, фыркая и отдуваясь… что-то было не так… Она отерла лицо полотенцем и почувствовала, как с кожи сходит тонкая пленка.
–
Что это такое?!
Змея поглядела в зеркало…
Наверное, она кричала, возможно, громко – все вылетело из памяти.
Олга давно не видела своего четкого отражения. Она помнила, что после болезни все волосы на ее теле вылезли, не осталось даже ресниц, а кожа в области спины, плеч, шеи и затылка покрылась розоватыми пятнами, сошедшими после трех недель тренировок, но не до конца. Волосы же росли медленно. В остальном ничего не изменилось.
А теперь ее некогда милое круглое лицо превратилось в жуткую маску. Скулы и подбородок заострились, нос вдавило внутрь черепа. Рельефными на худом лице остались лишь верхушка тонкокрылого носа да полные губы. Отросшая неровными прядями щетка волос на голове приобрела странный зеленоватый оттенок, что было заметно даже при мутном свете зимнего солнца, проникавшего сквозь оплывшие слюдяные стекла маленького окошка. Пятна на коже ороговели, побурели и лоснились, как рыбья чешуя. Радужка глаза пожелтела, увеличившись в размере, зрачок уподобился змеиному, уши приобрели почти правильную округлую форму, череп сузился и вытянулся. Поверх бурого рубца на левом глазу, склеив веки, наросла тонкая пленка, которая теперь и сходила с кожи. Олга стала похожа на гадюку со скальпом стриженой кикиморы на лысой макушке.
Змея закрыла лицо руками. Ее била крупная частая дрожь. Бессилие что-либо сделать, противостоять вторжению, мучило ее в этот момент больше, чем собственное уродство. Кровь закипала от жгучей, не находящей выхода ярости. Она осознавала беспричинность и странность такой внезапной и сильной вспышки ненависти ко всему живому, но не могла совладать с этой стихийной лавиной чувств.
“Я схожу с ума?! Что со мной?! – испуганными зверьками метались мысли. – Человек борется со зверем! Неужели я настолько слаба, что не смогу побороть в себе это бушующее чудовище?!”
Страх победил. По какому-то странному извращенному закону, установленному Всеблагим Творцом в назидание детям его, именно это низкое подлое первобытное чувство в большинстве случаев оказывается сильнее. Сильнее любви, добра, рассудительности, преданности. Сильнее смерти. Воистину, сей закон универсален, он не имеет ни положительного, ни отрицательного знака. Чтобы выжить, необходимо бояться. Олга усвоила этот закон. Иной способ поведения в ее жестоком мире – безрассудство, несущее смерть.
Она тряхнула головой, глубоко вздохнув, подавила дрожь и снова взглянула в зеркало. Лис стоял за ее спиной. Острый холод металла прошелся вдоль позвоночника Ученицы и уперся под ребро. Глаза Учителя светились в полумраке, отражаясь в зеркале, как два мерцающих огонька. Змея застыла в напряжении, ожидая удара. Она, погруженная в свои мысли, даже не почувствовала, как он подкрался сзади. Теперь же, всем своим сжавшимся в комок страха существом, она ощущала мертвый холод его кожи, глубокое мерное дыхание, тяжелый поток его мыслей – подавляющих, сминающих, его власть.
Лис несколько секунд разглядывал ее отражение. Кинжал перекочевал к Змеиной шее.
– Первое правило духа, – тихо произнес он, касаясь ледяными губами нежной кожи уха, – всегда быть начеку, иначе – смерть.
Олга задрожала.
– Второе правило духа – иметь глаза на затылке и всегда держать их открытыми, иначе – смерть.
Рыжий с шумом втянул ее запах, проведя носом вдоль шеи. Змея брезгливо дернулась, наткнувшись на острие.
– Третье правило духа – всегда носить при себе оружие, иначе – смерть. Это – основа нашей с тобой жизни, милая, – он снова поднял взгляд. Его губы растянулись в ухмылке. – Это – твоя молитва. Твой бог – меч. Твой храм – ты. Твой священник – я.