Духи безвременья

История, описанная ниже, произошла в середине 90-х годов прошлого века.

Произошла она в России, а если быть еще более точным – в Москве. Хотя иногда события и закидывали участников повествования в другие города нашей необъятной родины. Впрочем, все эти географические детали не так уж важны. Произойти подобное (может и в других, меньших масштабах) могло в любом российском городе, но, в тоже время, произойти это могло именно тогда – в середине первого десятилетия нашей общей новой жизни. В середине десятилетия, которое завершало двадцатый век и, одновременно, открывало новую эпоху в истории страны и каждой отдельной личности, в этой стране проживающей…

Как

Название-то было – "девяностые", а самих их – будто бы и нет. А что было? А было десять лет безвременья, которое черной дырой втянуло в себя огромную страну со всеми ее обитателями. Втянуло, чтобы на месте этой страны образовалась страна новая, не похожая на ту, прежнюю.

И силы добра, где-то там, далеко-далеко от Земли вновь вступили в схватку с силами зла, чтобы в результате этого сражения сто сорок с лишним миллионов человек, гордо именующих себя россиянами, зажили жизнями счастливыми и безоблачными, красочными и интересными. И отголоски этой великой битвы духов добра и зла были слышны и здесь, у нас, оборачиваясь самыми разными событиями времен, которых никогда не было, времен, когда бал правили духи безвременья…

Илюшенька родился 14 марта 1970 года. Буквально через неделю его уже привезли домой, где он оказался окружен безмерной любовью и заботой многочисленных родственников. Имя мальчику выбирали долго и всей семьей. Предложения звучали самые разные, но последнее слово оказалось за главой семьи Андреем Павловичем Далеким. Именно он настоял на том, чтобы сына назвали Ильей. Свой выбор он никак не объяснил, да и, вероятно, объяснять было нечего. Нравилось человеку это имя и все тут.

Ребенком он оказался весьма спокойным. Родителей по ночам своим плачем особенно не беспокоил и кушал очень хорошо. Ввиду большой занятости родителей воспитание Илюшеньки взяла на себя его бабушка по отцовской линии Софья Петровна Далекая.

На момент рождения долгожданного внука ей было неполных шестьдесят лет, и она была благодарна судьбе, что на старости лет она послала ей такую радость.

Родители же младенца, действительно, были людьми очень и очень занятыми. Андрей Павлович трудился в одном из важнейших министерств страны на весьма ответственной должности. Каждый день он вставал в шесть утра, принимал контрастный душ, завтракал и устремлялся прочь из дома. У подъезда его всегда ожидала черная "Волга", которая и довозила Андрея Павловича до места службы.

Мать новорожденного, Антонина Апполоньевна Далекая, урожденная Болконская, работала главным редактором в газете, освещающей жизнь тружеников села. Работа эта доставляла ей, скорее, больше недовольства, нежели радости. Дело в том, что сама Антонина Апполоньевна происходила из старого дворянского рода Болконских, претерпевшего великие лишения в годы Революции и почти полностью репрессированного в период сталинского лихолетья. Отец Антонины Апполоньевны чудом сумел избежать практически неминуемый гибели, сделал документы с новым именем и устроился на работу скромным писарем в одной из многочисленных контор столицы. На все расспросы о своей звучной фамилии он отвечал, что никакого отношения к знатному дворянскому роду он не имеет, а фамилия эта – всего лишь производное от слова "балкон". Если следовали дополнительные вопросы, то в ответ звучало объяснение следующего порядка: предки были крепостными мастерами и главным профилем их деятельности были те самые балконы. Когда в 1861 году крепостным дали вольную, предки Апполона, якобы, пошли получать паспорта. Там то и произошла досадная оплошность. Глава семьи грамоте был не обучен, и именно по этой причине сделал ошибку в написании фамилии, написав своим корявым подчерком начальную часть новой фамилии через букву "о". После этого, обычно, всякий интерес к его скромной персоне терялся.

Детей своих Апполон Болконский воспитывал в строгости и любви к предкам. Поэтому, Антонина Апполоньевна выросла девушкой своенравной и горделивой. Закончив институт, она устроилась служить в небольшую газетку сельскохозяйственной направленности, в которой и работала уже долгие годы, дослужившись до должности главного редактора. Но писать о крестьянах ей было, по меньшей мере, не интересно. Дворянские корни давали о себе знать. На тружеников села она смотрела с высока, что отражалось и на тоне публикаций, появляющихся на страницах издания.

Не раз она получала выговоры от начальства за надменный стиль, но сделать с собой ничего не могла. Гены есть гены.

Дома родители появлялись лишь под вечер, разговаривали мало и с Илюшенькой общались как-то отстраненно. Тот же, в свою очередь, рос ребенком с тонкой душевной организаций, а по сему испытывал острое разочарование в недостатке родительского внимания. Но все с лихвой компенсировала любимая бабушка. Она разрешала внуку, если не все, то, уж точно, почти все.

Хочу гулять! – Конечно, Илюшенька! Бабушка уже собирается!

Хочу конфетки! – Сейчас, сейчас, Илюшенька! Бабушка уже покупает!

Хочу вон ту машинку! – Ой, Илюшенька! Бабушка как раз получила пенсию!

Одним словом, никаких материальных лишений маленький Илюшенька не видел.

Родители зарабатывали более чем достаточно. Бабушка получала внушительную пенсию.

И все в его лучезарном детстве было безоблачно и безмятежно. Все было хорошо.

Когда Илюшеньке исполнилось три года, его попытались устроить в детский сад.

Устроили. Проходил он туда ровно два дня. На третий день с утра с ним случилась такая истерика, что Софья Петровна бросилась к телефону вызывать "скорую помощь".

Но суровая рука Андрея Павловича остановила ее. Затем та же самая рука вытянула из штанов ремень, который угрожающе навис над голым задом малолетнего Илюшеньки.

На этом конфликт был бы исчерпан и потопал бы внук и сын в свой детский сад, но в дело все же вмешалась бабушка, которой так и не дали вызвать перевозку для любимого чада. Она преградила путь своим телом и заявила, что "ребенок пойдет в проклятые ясли только через ее труп". Илюшеньку оставили дома, где он и просидел с бабушкой вплоть до того момента, когда ему стукнуло семь лет. Сентябрь настойчиво постучал в дверь и маленький Далекий с увесистым рюкзаком направил свои стопы тридцать четвертого размера по направлению к ближайшей от дома школе.

Школьные годы запомнились Илье, вопреки ожиданиям родителей и Софьи Петровны, только с положительной стороны. Хотя учился Далекий не ахти как, все же по ряду дисциплин он делал успехи, а особенно любил гуманитарные науки – зачитывался русской классикой, историческими повествованиями, да и против зубрежки правил русского языка ничего против не имел.

Друзей Илья в школе особо не завел, да и не стремился к этому. Правда, был у него друг, а скорее приятель со странным именем Владелен, но с ним он сошелся, скорее, из чувства сострадания к ближнему, нежели из-за душевной общности. Дело в том, что по натуре своей Владелен был аутистом, да к тому же обремененным комплексом по поводу своего имени. Родители Владелена были людьми отнюдь не ортодоксальными и даже не состояли в партии. И своего первенца они хотели назвать совсем не в честь вождя революции, а просто Владиславом. Но произошла досадная ошибка, которая, в последствии, обошлась ребенку дорогой ценой. В тот день, когда малыша понесли регистрировать в качестве живой души, отвечавшая за подобные дела сотрудница Загса, находилась в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения, так как накануне бурно отметила с мужем и ближайшими друзьями очередную годовщину своего, прямо скажем, не совсем удачного брака. Впрочем, виду она не подавала, а потому вполне сходила за трезвую.