Духовная война
Шрифт:
Сдача
Я знаю лишь одну вещь, и это то, что я ничего не знаю. – Сократ
Сдаться, значит отбросить иллюзию контроля, которая инициирует этап смерти в процессе смертиперерождения, что является переходом от рабства слепого и ограниченного «отделённого состояния» к свободе постоянно расширяющегося «интегрированного состояния». Никакая вера или убеждение не требуется, чтобы совершить этот акт сдачи, только ясное видение. Когда человек начинает понимать, чем в реальности являются эго и страх, тогда этот процесс становится таким же лёгким и естественным, как сбрасывание тяжёлой ноши. К несчастью, благодаря ложной сдаче, широко распространённой поп-христианством, тюремным обращениям и программам двенадцати шагов, эта жизненно необходимая стадия роста приобрела дурную славу и повсеместно презирается как акт отчаяния глупцов, трусов и слабаков. Вот яркий пример, как Майя действует в мире.
Цена истины
Пристрастие к истине любой ценой это страсть, которая ничего не щадит. – Альберт Камю
Цена истины – всё. Цена истины – ничто. Это ещё один способ выразить парадокс «несуществующих врат». С позиции непробуждённого человека врата, блокирующие его от просветления, огромны и непроходимы. Иллюзия полностью заполняет поле зрения человека, потому что она расположена до восприятия. Когда иллюзия уничтожена, мы видим, что её никогда не существовало в реальности.
Невежество
Самое большое препятствие к открытию это не невежество, а
Есть два типа невежества. Первый тип относительно безвредный – когда мы не знаем или не понимаем чего-то. Обычно этот тип не вызывает много проблем. Если вы не знаете, как поменять масло в двигателе вашей машины, вы нанимаете кого-то. Если вы не знаете, как приготовить лазанью, вы покупаете кулинарную книгу. Если вы не знаете, как управляться с парашютом, вы не прыгаете с самолёта. Другой тип невежества действует пагубно и истощает – когда мы думаем, что знаем то, чего не знаем, или понимаем то, чего не понимаем. Большинство духовных искателей всю жизнь тщетно пытаются устранить первый вид невежества, не осознавая, что порабощены вторым его видом.
Духовный Автолизис
Мысль необходимо разделить и рассмотреть с помощью неё же, прежде чем она о себе узнает. – Олдос Хаксли
Перо в руке – война в душе. – Вольтер
Духовный Автолизис это процесс записывания, позволяющий наиболее полно использовать потенциал нашего интеллекта, за счёт острейшей концентрации ума. Автолизис означает «самопереваривание», ибо в этом и состоит цель данной техники. В отличие от ведения журнала или духовного дневника, автолизис касается только нахождения и освещения следующего препятствия, мешающего процессу. Это нахождение не ответов, но вопросов. Нужно искать не ответы, а только вопросы, которые определяют наши ограничения. Постигни вопрос, и ты уничтожишь ограничение. Только посредством смелой мысли и ясного видения уничтожается иллюзия. Все думают, что могут думать, но когда вы начнёте действительно думать – хирургически, безэмоционально, разрушительно – вы быстро поймёте, что это совсем не то, чем вы всегда занимались. Записыванием, выведением мышления наружу, его деперсонализацией, сделав шаг назад и представив все стороны в упорядоченной и объективной манере, мы можем высвободить свирепость нашего ума, которую мы обычно не осознаём и которой совсем не умеем пользоваться. Хорошо бы начать с того, чтобы написать истинное, на ваш взгляд, утверждение, и затем точно вычислить, почему это утверждение ложно, каковым оно, собственно, и является; только если вы не отрицаете (нет истиной веры), не делаете субъективного наблюдения (у меня болит нога), или не напишете единственно верную вещь, которую вы знаете (я есть).
Страх
Сделать новый шаг, произнести новое слово – этого люди боятся больше всего. – Фёдор Достоевский.
Страх это основная эмоция человека с закрытыми глазами. Все эмоции это привязанности, а энергетическим источником всех привязанностей является страх. Страх чего? Страх «не-я». Безымянный, безличный ужас небытия. Не просто страх смерти, который любой может отрицать или оправдать, но страх пустоты, который ни одна сказка не может передать.
Благодарность
Если единственной молитвой, которую вы произносили всю жизнь, было «Благодарю», этого достаточно. – Мейстер Экхарт
Благодарность неопределённого, всеохватывающего качества, слегка окрашенная не неприятной печалью, можно сказать, является основной эмоцией реализовавшего истину существа и зрелого ЧеловекаВзрослого. Именно эта благодарность приходит, когда уходит страх.
Дальше
Когда ты достиг вершины, продолжай лезть. – Дзен пословица
Слово «дальше» – как талисман, как предмет силы. Мы должны доставать и смотреть на него после каждой битвы, каждый раз, когда мы думаем, что уже всё окончено, что наконец-то мы дошли. Насколько бы нам ни казалось обратное, всегда «дальше». Вставай, отряхнись и подтяни пояс для следующей драки. Карл Юнг говорил, что ему пришлось спуститься по тысяче лестниц, чтобы достичь маленького клочка земли, которым он в действительности являлся. Каждый раз, когда его нога касалась твёрдой опоры, он, должно быть, думал, что дошёл, пока его глаза не привыкали, и он видел, что есть ещё лестница вниз. Если бы доктор Юнг руководствовался словом «дальше», он бы узнал, что там осталось ещё много лестниц, и что тот маленький клочок земли есть бесконечно бльшее, чем его действительная суть. Когда ты уверен, что достиг, всегда «дальше». Может быть, когда-нибудь наступит день, когда больше не будет «дальше», и ты узнаешь об этом не по фанфарам или серпантину, не по излучаемой подсветке или хору ангелов, но по ошеломляющему и обескураживающему наблюдению, что ты…
Готов*
Готов, значит готов.
–--------- *слово «done” можно перевести как «окончен», «сделан», «убит». Это слово употребляется Джедом для обозначения конца духовного путешествия (см. примечание в первой книге) –------- 5. Краткий предварительный обзор.
Хорошей книгу делает хороший читатель – он находит в ней места, кажущиеся ему секретными посланиями и репликами в сторону, скрытыми от всех остальных и имеющими безошибочное значение лишь для его уха. Польза от книги соответствует чувствительности читателя. Самая проникновенная мысль или страсть зарыта как в глубокой шахте, пока не будет обнаружена подобным ей умом и сердцем. – Ральф Вальдо Эмерсон –
Вы можете пропустить эту главу, но если позднее у вас возникнут вопросы насчёт трёх домов, или двух женщин, или двух мужчин, или девочки, или собаки, или места действия, вернитесь сюда, где всё это объясняется. Если вам будет всё равно непонятно, в том моя вина. Я написал лишних несколько сотен страниц, и, урезая, мы потеряли некоторые детали повествования и немалое количество местного колорита, оставив основную суть. Эта глава заменяет четыре, излагавшие разъясняющую предысторию, которые Лиза, мой редакционный ассистент, уговорила меня сократить до одной короткой главы, и вот, она перед вами. Поначалу Лиза не была моим редакционным ассистентом. Я познакомился с ней через её отца Фрэнка, который немного рассказал мне о её жизненном кризисе и предположил, что это может иметь отношение к моей книге. Заинтригованный её немного раненым поведением, тысячемильным взглядом и тесно прижимаемым к груди ежедневником, я пригласил Лизу с дочерью Мэгги пожить в гостевом домике в поместье, которое я снимал. После некоторых переговоров она с благодарностью согласилась. И только позже она стала помогать мне с книгой.
Лиза – взрослая дочь Фрэнка. Ещё она адвокат, жена зубного врача, мать двоих детей, Мэгги и Диджея, и вынужденный духовный путешественник. В тот момент она находилась в финальной стадии очень неприятного экзистенциального краха, медленно поглощавшего её уже в течении трёх лет. Фрэнк, её отец, бывший профессор университета, пригласил меня посетить его в доме, где он поселился после ухода на пенсию, в мексиканском штате Халиско. Он жил в местечке под названием Лейксайд, которое в действительности состояло из нескольких городков, расположенных вдоль северного побережья озера Чапала. Жена Фрэнка, Изабель, умерла в прошлом году, оставив Фрэнка, так сказать, не у дел. Я решил принять часто повторяющееся приглашение навестить его в Мексике по двум причинам. Одной причиной было содержание тридцати одного его письма ко мне и свободный доступ, который он предлагал к своей уникально подобранной частной библиотеке. Другой причиной был мой дедушка. Мой дедушка, вернее брат моего дедушки, теперь уже давно почивший, владел небольшой фермой в двадцать акров в нескольких милях от мексиканского города Сан Мигель де Альенде. Там он поселился после долгой и успешной карьеры в законодательстве. Он не был мексиканцем и не говорил по-испански, просто хотел полностью уединиться, завести лошадей, и тихо дожить свою жизнь. Будучи ребёнком, я несколько раз проводил лето на его гасиенде, и она оставила в моей памяти впечатление идеального дома. Дед был сварливым старым шельмецом, который никого не любил, и меньше всего своих близких родственников, но он довольно хорошо относился ко мне, возможно потому, что я любил удить с ним рыбу, мог прочесть на память длинные пассажи из Байрона, его любимого поэта, и потому, что я в основном молчал. – Что будет, если две змеи начнут не переставая поедать друг другу хвосты, – спросил он меня, когда я был официально представлен ему в возрасте восьми лет. Я немного подумал, прежде чем ответить. – Не знаю, сэр, – сказал я. – Конечно, не знаешь, чёрт возьми, – сказал он, и на том наше знакомство закончилось. После этого мы встречались раз в год. – Уже нашёл ответ? – спрашивал он. – Нет, сэр, – отвечал я. – Ещё думаешь? – спрашивал он. – Да, сэр, – отвечал я. – Молодец, – говорил он, и то были все наши отношения до тех пор, пока лет в двенадцать я не был приглашён провести с ним месяц в Мексике на летних каникулах. Я согласился, и последующие несколько лет приезжал к нему, пока иные порывы и свершения не заставили меня отклонить его приглашение. Несмотря на тот факт, что между нами никогда не происходило ничего похожего на разговор, а может, благодаря этому, мы отлично ладили. Последние двадцать лет я жил во многих местах, где по нескольку лет, где всего лишь пару месяцев, но нигде я не чувствовал, что хотел бы остаться здесь надолго. Когда я спросил себя, где я хотел бы жить, на ум сразу пришла гасиенда деда. Я никогда по-настоящему не думал о том, чтобы её приобрести, но я везде пытался отыскать то всеохватывающее чувство, которое вызывало во мне то место. Таким, думал я, должен быть дом. Поэтому, зимуя в летнем курортном городке в Новой Англии, и размышляя, куда бы мне двинуться дальше, и вместе с этим, начиная осознавать, что нужно писать третью книгу, и наткнувшись на папку, полную писем от Фрэнка, я с нежностью вспомнил о доме деда и подумал, что Мексика, по многим причинам, могла бы стать неплохим местом для поселения. Моё личное предпочтение – быть рядом с людьми, но не среди них. Комфортнее всего я чувствую себя, обитая на окраине общества, но с определённой степенью отчуждения от него. Где-то в Азии, например, было бы слишком отчуждённо, а где-либо в англоговорящей стране – недостаточно. Мексика подходила идеально – самое необходимое количество культурного и языкового барьера. Я сделал все приготовления, и, спустя пару дней после отклонения любезного приглашения толстого сержанта, направился туда. Очутившись в Лейксайд, после необычной череды событий, я в конце концов снял дом, стоимость которого ровно в четыре раза превышала мой установленный бюджет, но оказавшийся идеальным. Это было небольшое поместье, принадлежащее одному довольно известному дирижёру симфонического оркестра одного довольно большого американского города, который редко здесь появлялся. Оно стояло на возвышенности, было полностью обнесено стеной и состояло из главного дома, гостевого домика, бассейна,
домика возле бассейна и множества других разнообразных маленьких строений, нескольких садов и веранд, полдюжины спутниковых тарелок и двух фонтанов – всё размещалось на площади всего чуть больше акра. Поместье находилось в достаточном уединении – пять минут езды до любого города. Будет правильным сказать, что я не желал и не выбирал жить в подобном месте, просто так всё сложилось. Имущество сдавалось вместе со служанкой и садовником, супругами, которые служили здесь в течении многих лет. У них были свои комнаты в главном доме, но жили они где-то ещё. В главном доме также была прекрасно оборудованная комната домашнего кинотеатра, битком набитая музыкой и фильмами, так как владелец получал бесплатные копии ото всех известных крупных компаний и дистрибьюторов. Я подумал, что буду больше смотреть кино, чем когда-либо. Чуть поодаль от главного дома стоял маленький комфортабельный гостевой домик, примыкая к бассейну. Возле бассейна также стояло открытое здание типа павильона с кухонькой, комнатой, трансформирующейся в ванную, и удобным гостевым залом с камином. Его длинная стена, идущая вдоль всего бассейна, была сделана целиком из стеклянных панелей, которые можно было откатить в сторону, превращая павильон в чрезвычайно приятное открытое помещение с видом на озеро Чапала внизу и далее на окружающие его горы. Крыша типа перголы выступала футов на десять над палубой бассейна, так что я придвинул обеденный стол к открытой стене и превратил его в огромное рабочее место, где проводил бльшую часть времени и написал бльшую часть этой книги. Виды здесь были просторные и часто удивительные, особенно на восходе и на закате. Вдобавок к видам это благословенное место обладало почти идеальным климатом: крайности не были крайностями, а средние температуры в точности соответствовали золотой середине. Вокруг всё зеленело, цвело и играло всеми красками. В городах можно было чудесно пообедать, погулять, в их магазинах было почти всё, что мне было нужно, а чего не было, я мог купить в Гвадалахаре, расположенной меньше, чем в часе езды. Ещё до того, как я узнал обо всём этом, я начал поиски дома в городах на северном побережье озера. В первую неделю моего пребывания здесь я нашёл дом для покупки недалеко от Верхнего Ахихик. Я сделал предложение, оно было принято, и мне пришлось, по разным причинам, ухищряться, чтобы собрать всю сумму наличными. Это было не так-то просто, особенно в стеснённых временных рамках, в которых проходилось это делать, но посредством некоторых замысловатых манёвров, неприятных налоговых последствий, и доброй помощи, я справился с этой задачей, и мой местный счёт был заполнен практически последним центом, который я смог наскрести, готовясь к заезду в этот прекрасный дом. И тут продавец пошёл на попятный. Мне показалось это любопытным поворотом событий, но я знал, это к лучшему, что бы там ни было. Я стал ждать дальнейшего развития, чтобы увидеть, почему это случилось, и менее чем через неделю был вознаграждён, получив известие, что мой дальний родственник срочно нуждается в наличных, и продаёт гасиенду деда – дом, который я хотел иметь больше, чем любой другой, но никогда его всерьёз не рассматривал. Теперь казавшийся необъяснимым отказ продавца первого дома после моей безумной борьбы за наличные обрёл совершенный смысл. Если бы этого не произошло, у меня не было бы возможности купить дом моего деда, который мне нравился гораздо больше, и за который я мог заплатить теперь разумно умеренную цену. Также своими действиями по нахождению и попыткам купить дом в Ахихик я продемонстрировал своё желание и намерение, которые вселенная распознала и вознаградила. Лиза, ещё плохо зная меня, да к тому же в адвокатском состоянии ума, никак не могла взять в толк, что я отдал всё своё богатство на свете, чтобы купить дом, который я не видел больше тридцати лет, не посетив, не проинспектировав его, не сделав оценку, не торгуясь и прочее. Мой ответ, что «путь свободен», не утешил её. Вот. Мы почти уже закончили. Несколько недель, ушедших на ликвидацию небольшого портфеля активов покупки дома, были беспорядочными и суматошными. Именно тогда я познакомился с Лизой и её дочерью Мэгги и пригласил их переехать ко мне. Именно тогда я повстречал собаку своего сердца, и именно тогда я узнал, что один человек, с которым я был знаком, человек подобный мне, погиб.