Духовник Н.В. Гоголя (К переоценке его характеристики)
Шрифт:
Но о. Матфей упорно стремился к «угашению духа» Гоголя.
За две недели до смерти Гоголя, о. Матфей был у него. То, что произошло между ними, и было причиной смерти.
По всей вероятности, – продолжает Мережковский, – о. Матфей в последний раз потребовал ответа, желает ли он бросить литературу и сделаться монахом. Гоголь возмутился и «оскорбил» его. Но как только о. Матфей уехал, Гоголь послал ему последнее
Если бы Гоголь не согласился на отречение от литературы и от мира, то о. Матфей сказал бы ему, как схимник в «Страшной мести» колдуну:
– Иди, окаянный грешник! Не могу о тебе молиться, – нет тебе помилования! Еще никогда в мире не было такого грешника!
Эта анафема носилась пред Гоголем всю жизнь; он боялся ее и готов был на все, чтобы только не подвергнуться ей.
После отсылки письма о. Матфею, началось ужасное умирание Гоголя. Физически он быль здоров. Но стал поститься; совсем отказываться от пищи и сна, похудел и таял. Наконец, истощенный, он умер.
Так смотрит на дело Д. Мережковский.
Мы не будем больше приводить мнений и характеристик литературных критиков и публицистов. Скажем только, что приведенные нами – не первые и не последние. О. Матфея бранят не только В. Розанов, Д. Мережковский, Щеглов, Арабажин, но все те, кто только писал о Гоголе, о его смерти, о его произведениях. Достаточно вспомнить проф. Д. Овсянико-Куликовского («Гоголь». Изд. «Общественная Польза»), проф. С. Венгерова («Писатель-гражданин» II т., изд. «Прометей»), П. Анненкова («Гоголь», изд. Павленкова), проф. Веселовского («Этюды и характеристики») и мн. др., чтобы убедиться в этом.
Итак, какими темными красками не рисуют Ржевского протопопа! «Невежественный, изувер, фанатик, святоша, лицемер»; «прислужник власть имущих, мужик села Есько» (так выражался Щеглов в «Новом Времени»), «не особенно умный» (слова Мережковского) и т.д., и т.д.
В то время, как светские писатели так резко отзывались об о. Матфее, наделяли его всевозможными, оскорбляющими человеческое достоинство эпитетами, духовные писатели взяли его под свое покровительство, добросовестно изучили все относящееся к его биографии материалы и вынесли ему оправдательный вердикт. Они совершенно беспристрастно посмотрели на его жизнь, на деятельность, на отношение к Гоголю и решили, что это был «подвижник XIX века» (См. К. Поселянина «Русские подвижники 19 века». Изд. 3-е, 1910 г., стр. 410–426).
Такая резкая противоположность в отзывах ставила в тупик наиболее добросовестных, осторожных литературных критиков. И вот один из них, некто А. С. Панкратов, сотрудник «Русского Слова», чтобы точнее и беспристрастнее решить этот спорный вопрос, решил отправиться в самый город Ржев, где свыше 20 лет пробыл о. Матфей и там, на месте, добыть необходимые сведения и решить литературную проблему в ту или другую сторону.
Оказалось, что город еще полон памяти об о. Матфее. Остались лица, знавшие его лично. Жив внук его – Л. Н. Грешищев, жив престарелый пономарь Рафаилыч, живший бок о бок с ним и видевший его ежедневно, живы многие прихожане и прихожанки его. Только недавно скончался сын его, тоже священник.
Все эти лица сообщили А. С. Панкратову массу сведений об о. Матфее, поделились с ним весьма ценными впечатлениями от жизни и деятельности этого знаменитого ржевского протопопа и тем совершенно разрушили в уме и душе паломника те предрассудки, которые создались благодаря тенденциозным литературным характеристикам.
После поездки в Ржев Панкратов совершенно иными глазами посмотрел на историю взаимных отношений Гоголя и его духовника. Стал иначе думать об о. Матфее и окончательно перешел на сторону его поклонников.
Вот в кратких чертах его думы и впечатления.
О. Матфей был известный проповедник. Знал, что значение печатного слова, когда оно несет людям нравственное поучение, огромно. Поэтому – от всех ли произведений он требовал отказаться? И почему непременно совсем отказаться от литературного, своего рода – проповеднического поприща, когда он силою своего слова и влияния на писателя мог направить талант Гоголя в сторону проповеди церковно-религиозных идей?
А весь последний, религиозно-мистический период жизни Гоголя – разве он не говорит, что на Гоголе, помимо всяких сторонних влияний, легла тяжелым пластом какая-то «страшная тайна смерти», что эта тайна преобразила его и отняла у России художника-Гоголя гораздо раньше, чем стал на него иметь влияние о. Матфей.
Все письма к о. Матфею или умоляют: «Молитесь, молитесь, молитесь за меня!», или разбивают доводы о. Матфея.
Конец ознакомительного фрагмента.