Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа
Шрифт:
– Конечно, милый, – она мгновенно ответила ему. Дуэт у них уже сыгранный, однако. И высвободила свою ладошку из лап обернувшегося на голос Ивана местного выпивохи. – Сейчас и горячее принесут.
– Отлично. Спасибо, солнышко. У вас какое-то дело к моей жене? – Иван подошел вплотную и демонстративно навис всеми своими ста восемьюдесятью шестью.
Тот соображал долго. Около минуты. Потом с кряхтением встал.
– Прощенья просим. Ошибочка вышла. Извини, мужик, обознался.
И нетвердой походкой пошел к лестнице.
– Вот скажи мне, – Тобольцев устроился напротив, – как ты путешествуешь, когда меня рядом нет?
Она хотела что-то ответить. Но тут принесли заказ, и торт оказался вкусный, и кофе сносный. А еще Ивану показалось, что она все-таки немного, но испугалась. Несмотря на всю свою внешнюю невозмутимость. А может, и не надо было думать, а правда вмазать этому кретину, который по пьяни берегов не видит. Раз уж удар Тихон Ивану все равно поставил.
Они ехали уже около часа – ехали в умиротворенном тортом молчании. Дуня была занята машиной, иногда негромко под нос подпевая музыке из приемника. Иван… Иван думал. Обо всем понемногу.
О снимках, которые он сделал во время предпоследней остановки, когда Евдокия притормозила, чтобы размять ноги. И пошла куда-то прочь. Нет, сначала Иван подумал про то, что причина остановки прозаична. Потом подумал, что девочки ЭТО в кустах не делают. А потом какого-то хрена все-таки поперся за ней. Ну а вдруг там медведь?
Ее яркий шарф сигнально обозначал Дунино местонахождение издалека. Она стояла в начале поля. И почему-то казалась не инородной деталью, а естественной частью всего, что ее окружало, – весеннего неба, проснувшейся после зимы земли, зеленой дымки деревьев с краю поля и россыпи желтых цветов под ногами. Она была частью всего этого, и все это выглядело так странно и гармонично одновременно, что руки потянулись к камере сами.
Думал еще о том, где ему пристроить голову в Москве. Своего жилья у Ивана не было. Оно ему просто не нужно. Куча друзей, у которых всегда можно перекантоваться пару недель – между проектами. На крайний случай, всегда можно снять квартиру. Вещей у Ивана было немного, он с ними легко расставался. Гораздо проще купить новые джинсы, кеды, рубашку, зубную щетку, чем обрастать хламом. Это все чушь и мелочи. За исключением камер и объективов, разумеется. Это была его единственная ценность. То имущество, которым Иван по-настоящему дорожил. Ну, еще ноутбук. Часть оборудования хранилась дома, в Коломне. Остальное было распихано по самым проверенным друзьям. Тобольцев отжал две трети сейфа в кабинете Тина Тихого и там держал самое дорогостоящее. Еще одна часть была передана Росе Ракитянскому. Друзья ворчали на Ивана, но он был уверен, что все его сокровища у них находятся в полнейшей безопасности.
И еще размышлял о том, что нужно будет делать с отснятым в поездке материалом. Уже просчитывал, сколько времени уйдет на обработку, кому надо позвонить в первую очередь, а кому во вторую. И где и у кого ему пристроиться с целью поработать на ближайшую пару недель. И все-таки самый насущный вопрос – куда притулить голову конкретно этой ночью.
– Коломна, – в его размышления вторгся голос Дуни. – Твой город. Я могу проехать через него.
Надо же. Запомнила. При Евдокии Лопухиной лучше крепко следить за тем, что говоришь, – это Иван понял теперь четко.
– Нет, спасибо, – не готов Ваня пока к общению с женщинами семейства Тобольцевых. Да и потом – ему надо довести свой автостопный проект до логического конца. То есть – до снимков. И денег. А то, как писал классик, поиздержался в дороге. – У меня дела в Москве. Мне нужно туда.
– Хорошо, – она решила не задавать ненужных вопросов. – Тогда проедем без светофоров по окружной.
Машина взяла нужный курс. Вскоре они уже огибали город, и через четверть часа слева стала видна панорама, та, что часто изображается на сувенирной продукции, – главы монастырей и купола Успенского собора. Совсем не видно Москвы-реки, разделяющей Коломну и поле около окружной. Старый русский город, оставшийся в стороне, и уже вечереющее, окрашенное глубокой синевой небо над ним.
И вот Коломна позади, а потом и Воскресенск, а за ними и Бронницы.
Бронницы – это середина пути между Коломной и Москвой. Так Ване всегда объясняли в детстве, когда возили на новогодние елки в столицу и надо было два с половиной часа трястись в электричке. Скукотища. Вот он каждый раз и ждал этих Бронниц. Сейчас можно не ехать через весь город, а взять влево. Что Дульсинея и сделала.
– Ты хорошо знаешь дорогу, – заметил он.
– Просто еду не в первый раз, – пожала она плечами.
И снова повернула. А через какое-то время машина прижалась к обочине. Причина была ясна как на ладони – перед ними раскинулся садоводческий рынок.
– Ну что, Дон Кихот, готов возвратить свою левую кроссовку? – Дуня вытащила ключи из замка зажигания.
Упрямая. Про Коломну не забыла. Про саженцы – тоже.
– Пока она на моей ноге, если ты не заметила, – Иван ступил предметом разговора на обочину. – Так что возвращение носит формальный и даже благотворительный характер. Ты выбрала, что хочешь видеть у себя под окнами – бонсай или баобаб?
– Она на твоей ноге только благодаря моему великодушию. Это если не понял ты, – Евдокия щелкнула центральным замком. – Неужели считаешь, что баобаб выживет в наших широтах? Может, что-нибудь попроще? Типа груши?
– Слушай, а если я сейчас не куплю эти деревья – как ты будешь забирать свой трофей? – Они двинулись к ближайшей россыпи того, что оба дружно посчитали саженцами. – Снова силой? Повалишь на землю и начнешь стаскивать с меня кроссовку, великодушная ты моя?
– Начнем с того, что объявлю тебя нечестным человеком. А что может быть страшнее для идальго, чем слава не держащего слово рыцаря? – Дуня остановилась посреди прохода и ожидающе скрестила руки под грудью.
– И герольды трижды провозгласят о моем позоре с крепостных стен? О горе мне. Тогда пойдем покупать груши, если ты не хочешь баобаб.
– А ты разбираешься в грушах? – спросила она, когда они остановились около одного из торговцев.
– Конечно. Я два месяца снимал тренировки боксеров. Я в грушах очень хорошо разбираюсь, – Иван и малину от смородины не отличит. А тут груши.
– Ты понимаешь, конечно, что если купишь именно такую грушу, то наш двор прикроют? Ведь там по вечерам будут собираться местные боксеры, а ушлые зрители начнут делать ставки.