Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа
Шрифт:
– Мам, а ты печенье из духовки вытащить не забыла?
– Ах ты, боже мой, забыла!
И мама побежала спасать печенье, а Дуня поблагодарила выпечку за то, что помогла ей закончить малоприятную тему. Москва от маленького городка в Пензенской области находилась далеко, и столичный уклад казался чуждым для здешних мест. Никак не доказать, что тридцать – это возраст расцвета, что быть самостоятельной и независимой – здорово, что для детей надо созреть морально, а Дуня еще не созрела. И если ее бывшие одноклассницы стали мамами в восемнадцать, то в Москве и в тридцать семь
Другая.
И жизнь там не настолько размеренная, как в родном городке, где на улице почти все друг друга знают, а во дворах старых двух-трехэтажных домов жарят шашлыки под раскидистыми яблонями, и можно сидеть на лавочке и глубоко вдыхать чистый весенний воздух, слушая, как спорят сосед со своим приятелем о рецепте маринада для мяса.
В Москве под раскидистыми яблонями не сидели. Сидели обычно в стильном ресторане и спорили о степени прожарки стейка, щеголяя своими познаниями друг перед другом под глоток терпкого испанского вина. Пятничные ужины с друзьями Илюши считались неотъемлемой традицией ее столичной жизни. Главное, улыбаться и внимательно слушать про то, какие клиенты пришли на той неделе или на этой, в каких краях лучше всего провести зимний отпуск, а в каких – летний, и непонятно, что будет с курсом валют и какие акции лучше купить именно сейчас, а какие сбросить. Можно поддержать милую беседу о новых тенденциях моды с женой Лени, она же просветит, который косметолог сейчас самый популярный среди ее подруг, ну а если уж совсем станет невмоготу, то всегда на выручку придет глоток того самого терпкого испанского вина.
Дуня привыкла жить по правилам. И даже эти пятничные вечера воспринимала как правило, не самое интересное времяпровождение, но нужное, дающее жизни устойчивость и спокойствие. Надежность.
Мама права, ей уже не восемнадцать. Ей тридцать. А это – зрелость. Серьезные размеренные отношения, устроенный быт, личностная самореализация – вот черты, присущие зрелости. А брак и дети… до них тоже дойдет время. Обязательно.
– Почему красная? – незнакомый голос ворвался в ее мысли.
– Что?
– Почему машина красная? – уточнил автостопщик, о котором Дуне все же удалось на время забыть.
Надоело ехать молча? Решил поддержать разговор?
– Под цвет маникюра, – не раздумывая ответила она.
– То есть первичен именно маникюр? – хмыкнул тип. – А не цвет туфель? Руки важнее, чем ноги?
– Первична помада, – ответила Дуня, – то есть – голова.
«Ого, – прошептал внутренний голос, – ну-ка, ну-ка, посмотрим, до какой степени идиотизма ты дойдешь в этом интеллектуальном разговоре».
Дуняша почувствовала, как от досады у нее покраснели кончики ушей. Она и правда ощущала себя… не очень умной. Вся надежда на то, что ее попутчик все же помолчит.
– Слушайте, Евдокия Рома-а-ановна… Вы мне просто горизонты сознания расширили сейчас. Я думал, голова девушке нужна, чтобы прическу носить. А оказывается – чтобы было куда помаду красить.
Та-а-ак… Светский разговор не желал заканчиваться.
– Девушке для помады, да, – процедила Дуня через силу, старательно глядя на дорогу, – а мужчине для чего нужна голова? По вашему мнению?
– Чтобы думать, – ответили елейным голосом. – Думать вообще полезно. Вот, например, я уже десять минут размышляю, почему мы едем на второй передаче. Вы случайно не запамятовали, Евдокия… э-э-э… Романовна… что у вас коробка механическая? И передачи повышать надо. А то как бы с вашей золоченой каретой не случилась беда похуже, чем пробитое колесо.
– Кого я слышу, не иначе – звезду автостопа! – слова вырвались прежде, чем Дуняша подумала над ответом. – Видимо, с вашей богатой биографией вы специалист по всем машинам, что встречаются на магистралях нашей необъятной страны. С таким опытом да не иметь своей – какая досада, не правда ли?
Хам! Хам! Как есть хам! Она его подобрала, можно сказать, предоставила мягкое сиденье и крышу над головой, везет (вот, кстати, куда он едет-то хоть?). А в ответ вместо спасибо – ткнул носом в промах.
«Рыцарь, говоришь?» – противно напомнил внутренний голос.
Дуняша, пылая уже не только ушами, но и щеками, переключила передачу и прикусила с досады губу.
Иван не узнавал себя. Не был ведь замечен раньше в хамстве. А уж над этой девочкой, все прегрешения которой состояли в том, что у нее довольно хорошенькая внешность, которую она сумела очень выгодно инвестировать, и вовсе грех было смеяться.
Но слова вылетали помимо воли, особенно при взгляде на ее водительские навыки.
И вообще, интересно, чем думал папик, когда покупал своей кукле машину на механике?
Однако на последней фразе злость удалось удержать. Правда – чудом. И еще все-таки проснулся разум. Эта «девочка для папика» – за рулем. И если Иван сейчас начнет орать – они могут оказаться в кювете. Или на крыше.
«Молчи, молчи…» – уговаривал себя Тобольцев. Но обида кипела. Откуда у женщин, даже самых непроходимых куриц, это умение ударить в самое больное и уязвимое место?
Да, у него нет своей машины. Квартиры тоже нет. Нет только потому, что ему все это не нужно. Он вольная птаха. И, между прочим, Ивану доводилось сиживать за рулем настоящего гоночного болида! Когда работал фотографом на «Формуле Русь»!
Ваня уговаривал себя молчать, но скосил взгляд на приборную панель.
– Три тысячи оборотов. Пришпорьте колесницу, царица.
Вообще-то красный цвет Коко не просто оттенял маникюр Дуняши, но и говорил об их общей любви к скорости.
Чтобы как-то унять желание покалечить удобно устроившегося рядом любящего поучать бомжа, Дуня включила музыку на полную, решительно нажала на газ, и Коко понеслась по пустой трассе.
Давно не катался на «Феррари», автостопщик? Так мы это исправим.
Дорога была свободной, потому что основной поток иссяк еще вчера – в последний день майских праздников. Все дачники и огородники уже возвратились в города накануне вечером, а сейчас разошлись по заводам и офисам. Дуня специально припозднилась – не хотелось терять время в бесконечных пробках и заторах, да и лишний денек с мамой провела. Зато теперь…