Дуновение смерти
Шрифт:
— Не понимаю вас, — презрительно сказал Энсон.
— В прошлый четверг, — продолжал Брейд, — ровно в пять бы подошли к моему дому и встретили на улице мою дочь. В этот день вы не были в университете. Никто не мог вам сообщить о смерти Ральфа. И все же вы вручили Джинни свою рукопись и сказали: «Отдай отцу это, когда он придет домой». Откуда вы знали, что меня нет дома?
— Но вас же не было, — сказал Энсон, — вы же не станете этого отрицать?
— Конечно, но вы-то откуда это знали? Ведь вы не спросили Джинни, дома ли я. Вы не входили в дом. Просто отдали
— Пожалуйста, не кричите, — попросил Энсон.
— Вы сами подстроили мне эту встречу со смертью. Вы знали, что Ральф мертв, — ведь вы же сами подменили колбу, предназначенную на четверг. Вы знали, что я обнаружу его мертвым, когда зайду попрощаться с ним перед уходом. Сомнения, зайду ли я, у вас быть не могло — ведь обычай прощаться с учениками перед уходом я перенял у вас. Но даже зная все это, вы не могли изменить своей привычке не пропускать назначенных встреч и пришли передать мне рукопись.
— Совершеннейшая нелепость, — заявил Энсон, — ваша дочь сказала мне, что вас нет дома.
— Вы ее не спрашивали.
— Спросил.
— Нет, Кэп. Она тогда сразу сказала, что вы просили передать мне рукопись, когда я вернусь. Сегодня я вспомнил об этом и решил, что она, может быть, передала мне не весь разговор. Я позвонил ей в школу, заставил повторить все слово в слово. Переспрашивал десять раз. Вы не поинтересовались, дома ли я. Вы знали, что меня нет.
Энсон повернулся к Доэни:
— Я полагаю, поверят все же мне, а не ребенку. Девочка просто не помнит. И не удивительно — как можно помнить случайный разговор, имевший место четыре дня тому назад?
Доэни сказал:
— Профессор Брейд, этот профессор дело говорит. Присяжные вам не поверят.
— Но я разработал вам всю схему, — ответил Брейд, — и повод, и обстоятельства. И последовательность событий. Все сходится.
— Сходиться-то сходится, — согласился Доэни, — только мало ли что может сойтись. Я вам могу сочинить такую историю, что выйдет, будто убийца вы, или эта молодая леди, или еще кто-нибудь. Ведь и у вас в химии небось так же? Разве нельзя под один опыт подвести самые разные теории?
— Можно, — безразлично ответил Брейд.
— Но вам же нужно выбрать такую, какую вы сумеете доказать не одним опытом, а многими! Сесть да придумать логическую версию нетрудно. Только вы увидите, что из нее сделает защитник обвиняемого.
Брейд опустил голову. Он сделал все, что мог, и не доказал ничего.
Доэни продолжал:
— Конечно, я могу задержать профессора Энсона, начать дознание. Но ведь неудобно получится, если он невиновен? Он человек известный, на хорошем счету. Чтобы его задержать, мне одной логики мало. Мне надо улики посолидней, вроде вот этой штуки. — Он стукнул кулаком по баллону, так что тот гулко загудел. — Такие улики, чтоб держались крепко, как их ни верти. — Он схватился за вентиль, и Энсон в ужасе
— Прочь руки, идиот!
Трость его просвистела в воздухе.
Метнувшись, Доэни перехватил трость и притянул старика к себе.
— Что такое, профессор Энсон? Разве баллон в неисправности? — тихо спросил он. — Что вам об этом известно?
Лицо профессора Энсона стало вдруг безмерно старым, словно на нем проступили признаки близкого конца.
— Откуда вам известно, что баллон не в порядке? — еще раз спросил Доэни.
— Это он отравил Ральфа! Он! — закричала Роберта и бросилась на Энсона. Брейд задержал ее и крепко схватил за руки.
Энсон резко повернул голову и посмотрел на девушку.
— Он заслужил смерть. Он предал науку, — хрипло проговорил он.
— Значит, это вы его отравили? — спросил Доэни. — Учтите, профессор, здесь свидетели. Можете ничего не говорить.
— Мне надо было сначала разделаться с ним! — Энсон указал на Брейда и разразился криком: — Неудачник! Я вам правильно сказал после его смерти — это вы во всем виноваты! Только такой идиот, как вы, мог допустить подтасовку данных! Из-за вас он был осужден на смерть. — С яростного крика он вдруг перешел на шепот; — Да, Ральфа Нейфилда отравил я, — и упал на стул.
Брейд и Доэни остались одни в кабинете. Доэни вымыл руки и энергично вытирал их бумажным полотенцем.
— Что с ним будет? — спросил Брейд. Теперь, когда напряжение, владевшее им до сих пор, спало, Кэп опять стал для него Кэпом, любимым старым учителем, почти отцом, чудаком, но великим химиком. Представить его себе униженным, в тюрьме…
— Думаю, до суда он не дотянет. — Доэни постучал себя по лбу корявым указательным пальцем.
Брейд печально кивнул.
— Знаете, проф, — сказал Доэни, — очень я рад, что с самого начала не ошибся насчет вас. Вы уж простите, что под конец я засомневался.
— Сомневаться — ваша профессия.
— Это точно. И здорово же вы во всем разобрались! Не хуже настоящего следователя.
— Правда? — Брейд слабо улыбнулся.
— Факт! Вы же докопались до самой сути. Может, и я бы до этого додумался, знай я то, что знали вы, но навряд ли так же быстро да так ловко.
Брейд задумчиво произнес:
— Знаете, наверно, в глубине души я понял все еще с тех пор, как моя дочка передала мне слова Кэпа. Но я никак не мог поверить, что убийство совершил Кэп, вот я и гнал от себя эти мысли.
Он опустил голову.
— И когда же до вас наконец дошло? — спросил Доэни.
— Сегодня, на лабораторных занятиях. И причина-то пустяковая. Я размышлял, как мы, педагоги, зависим от времени, и сразу, как всегда, вспомнил Кэпа. А в эту минуту один из студентов передавал лаборанту свои записи и это напомнило мне аналогичную ситуацию с Кэпом, как он передавал Джинни свою рукопись. Стоило мне это вспомнить, и все встало на свои места.
— Я же говорю, здорово у вас получилось! Только один раз вы дали промашку — слишком разговорились. Понимаете, о чем я?