Дурацкая история
Шрифт:
Мельников обиженно посмотрел на меня и промолчал.
— Клиент будет, — неожиданно подал голос из своего угла представитель Интерпола. — Расшибусь, но найду вам клиента.
— Обрадовал! Вы что, оба думаете, что я нуждаюсь в клиентах?
— Нет, Татьяна Александровна, так получилось, что мы нуждаемся в вас. Дело-то очень тонкое, а вы знаете всех нуворишей…
Я задохнулась от злости. Это за кого же меня эти юноши принимают?
— Мельников, — тихо проговорила я. — Ты меня, кажется, причислил к нашим «новым русским», да? Может быть, ты еще начнешь меня сравнивать с их женами,
— Таня! Об этом никто и не говорит! Но ты же вхожа в эти круги, а мы нет!
— Так войдите, — пожала я плечами. — За чем дело стало?
— Ладно, проехали, — махнул рукой расстроенный Андрюшка. — Проконсультируй нас хотя бы относительно вот этого гражданина…
Он положил поверх фотографий еще одну.
Я бегло взглянула и не удержалась от возгласа удивления:
— Что?!
Если меня можно было удивить, то они это сделали. На фотографии я увидела обезображенное лицо очень хорошо знакомого мне человека.
Натана Зелинского в Тарасове знали практически все, кто хоть раз сталкивался с нашим торгово-криминальным миром.
И вот он был мертв.
— Я должна объяснить тебе, почему меня это повергло в такое замешательство, — прервала я свой рассказ и взглянула на Светку, которая сидела, подавшись вперед. — Поскольку ты с акулами никогда не общалась, придется мне тебя просветить. Про Зелинского можно было сказать, что он умен, как дьявол, хитер, как дьявол, богат, как дьявол, и, на мой взгляд, так же мерзок, как дьявол. Я бы еще прибавила, что он труслив, как дьявол, но я не знаю, был ли дьявол труслив…
Зелинский был самый богатый человек в городе Тарасове, и я подозреваю, что он уже давно был самый богатый и в мире. Лет ему около шестидесяти, и никто не знает, чем он занимался до «перестройки». Мне почему-то кажется, что свой первичный капитал он сколачивал, пользуясь имуществом людей, которые исчезали в тюрьмах и лагерях. Наверное, кому-то больше известно о его прошлом, иначе откуда бы к нему прилепилась кличка Серый Кардинал?
Кстати, по паспорту он Николай. Натаном он стал совсем недавно, что тоже интересно. То, что нашелся человек, который смог его убить, меня настолько потрясло, что я долго вертела фотографию, пытаясь найти подвох. Может быть, это подделка, а настоящий Натан Игнатьевич давно сдернул на Мальорку? Но меня быстро убедили, что он действительно мертв, и я ошарашенно переводила взгляд с одного на другого своего собеседника… Так я долго это делала, что они решили, будто я была к нему неравнодушна и теперь ужасно переживаю его безвременную кончину. Если бы ты знала этого ужасного типа, ты поняла бы, как я была потрясена!
— Да знала я его, — махнула рукой Светка. — Оченно мерзкая личность. Я лично думаю, что за ним явился Хозяин.
— Кто? — не поняла я.
— Хо-зя-ин. Сатана.
Светка вытаращила на меня глаза и продолжила загробным голосом:
— Он сидел как-то раз вечерком и считал золотые дукаты… Вдруг налетел ветер, задул свечу, и в дверном проеме появилась черная тень… «Кто ты?» — в ужасе спросил Зелинский, пытаясь спрятать за спиной золотые дукаты. «Я твой дедушка!» — сказал отвратительный монстр. «А почему у тебя такие большие зубы?» — поинтересовался Зелинский. Монстрила набросился на несчастного и вонзил в него острые клыки. Вот так все было, и незачем мучиться поисками неведомого убийцы!
— Ох, Светка! Перестань дурачиться, — взмолилась я. — Ситуация и так дурацкая. И я в нее теперь окончательно вляпалась. Потому что…
Договаривать я не стала. Зная буйную Светкину фантазию, я представила, как завтра на прилавках появляется трогательная история о частном детективе, похожем как две капли на меня, влюбленном в…
Но глаза у него действительно потрясающие!
— Пришла пора, она влюбилась. Его глаза затмили ей весь свет, — нахально вещала моя подруга, размахивая чашкой. — Он был бандит, она сыскарка… И грустная ж поэма, как сказал поэт! Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Татьяне и…
— Кто я была? — возмутилась я. — Хорошо, хоть не свинарка.
— Иванова, можно я это напишу? Представляешь, как трогательно: ты влюбилась в бандюгу. Кстати, на книжном рынке это сейчас очень даже неплохо проходит.
— Да он не бандюга!
— Ага, значит, влюбилась… На старости-то лет, как не стыдно? Нам с тобой уже о вечности подумать пора, в монастырь сходить, грехи замолить, а ты — влюбляться!
— Вот если бы ты сама с ним пообщалась, я бы на тебя посмотрела! — злобно процедила я сквозь зубы.
— Бог миловал. Мне Пафнутия хватает по уши.
— Ты опошлилась, — возмутилась я. — Вот к чему приводит описание постельных сцен, Галазова!
— Увы, признаю. Так что там было дальше? Ты влюбилась, Мельников увлекся пивом, а про несчастных убиенных девушек и Зелинского все забыли? И какое ко всему этому имеет отношение мой супруг? Ты подозреваешь его в том, что он все это и сделал?
— Нет, — сказала я.
— Какая жалость! — искренно огорчилась Светка. — Я-то уж подумала, что не все потеряно. Что он не сидит, как дурак, на работе, а занимается темными делишками!
— Эк размечталась! Он даже в число подозреваемых не входит.
— А может, включишь? По блату? — закончила Светка. — Знаешь, так скучно жить без потрясений и катаклизмов. Ну пусть он будет хотя бы восьмым подозреваемым!
— Ты будешь слушать, или мы будем трепаться ни о чем? — возмутилась я.
— Все, молчу и внемлю.
Долго ли она будет молчать и внимать, я не знала, но на многое не рассчитывала. Поэтому дальше я вела рассказ в стремительном темпе, не вдаваясь в детали.
Я довольно долго переваривала полученную информацию, потом недоуменно посмотрела на моих незваных гостей и спросила наконец:
— И кто же смог это сотворить?
— Если бы мы это знали, к тебе бы не пришли, — улыбнулся нахал Мельников. — Одно ясно: этот кто-то очень сию компанию не любит.
— Все понимаю, кроме одного. — Я ткнула пальцем в стопку фотографий. — Почему ты мне представил сразу весь этот «бомонд»? Их нашли в одной квартире?
— Нет, — покачал он головой. — Но общее у них есть. До этого мы еще дойдем, если ты согласишься меня внимательно выслушать и захочешь помочь.