Дураки умирают первыми
Шрифт:
— Теперь помолчи, — произнёс Кемп сухо. — Мне надо позвонить.
Она кивнула, но сосредоточилась, пытаясь понять, что говорит на незнакомом языке любовник, уловила одно слово:
— Такси? Ты куда-то едешь?
На самом деле слово «такси» прозвучало в обратном смысле — де Шу сообщил собеседнику, что должен исчезнуть с яхты незаметно и бесследно, посему воспользоваться данным видом транспорта никак не сможет, — но объяснять эти нюансы бывшей подруге рыцарь не собирался.
— Ты думала, я отправлюсь к Пришвину пешком?
— К Паустовскому, —
— Сначала к Пришвину, потом к Паустовскому, — молниеносно поправился Кемп. — А ты ложись и спи. Утром я приготовлю тебе завтрак.
Рыцарь ободряюще улыбнулся, даже чмокнул женщину в щёку, затем достал из-под кровати старинный футляр для альта, раскрыл его на столике и бережно уложил в углубление Меч.
Мишель знала, что любовник считал оружие своим главным достоянием, и её подозрения вспыхнули с новой силой.
— Зачем тебе меч?
— Я ведь сказал, что еду к Паустовскому, — довольно туманно ответил рыцарь.
— Ты никуда не уйдёшь! — Мишель застыла в дверях, крестообразно раскинув руки. — Я тебя не пущу!
Кемп попытался отодвинуть её и пройти — без успеха. Мишель вцепилась одной рукой в футляр, другой — в полу пиджака и принялась азартно выкрикивать оскорбления. Причём в запале обвиняла рыцаря заодно и в проступках, совершённых прежним бойфрендом: что бабник, пьяница, кокаинист и слабак. Он не спорил, не пытался восстановить историческую справедливость, он всего лишь старался покинуть каюту, не прилагая излишнюю физическую силу.
Но когда Мишель попыталась вцепиться ему в лицо длинными, острыми, ухоженными ногтями — и оказалась близка к успеху, — Кемп ударил её в скулу.
Ударил без малейшей злобы, просто чтобы положить конец безобразной сцене. Силу удара тщательно дозировал — Мишель впала в состояние, называемое боксерами «грогги»: осела на койку, замолчала, лишь пару раз беззвучно открыла и закрыла рот. Де Шу шагнул за дверь.
Ну что же, в том, что в придачу к яхте и кредитной карточке бывшей подруге достался ещё и синяк под глазом, виновата лишь она сама. В любом случае он оставляет её в гораздо лучшем положении, чем то, что наблюдалось в Амстердамской марине.
С этой оптимистичной мыслью Кемп одним семифутовым прыжком перемахнул с борта на причальную площадку, не утруждаясь подтягиванием яхты за швартовый конец. Поскользнулся на мокром граните, но устоял на ногах. С футляром музыкального вида в руках широкоплечий рыцарь напоминал оркестранта, возвращающегося с ночного выступления в клубе или ресторане. По крайней мере, он надеялся, что именно так подумают местные постовые, если доведётся с ними случайно встретиться.
Дождь прекратился. Судя по состоянию небес, ненадолго, но Кемп всё же счёл это хорошим предзнаменованием для начала новой жизни. Кем он станет теперь? Под какой личиной укроется? Де Шу и сам пока не знал. После предстоящего дела, как обычно, надо будет затаиться на месяц, залечь на дно… Так что времени обдумать будущую жизнь и будущую ипостась хватит с избытком.
Возможно, де Шу не столь оптимистично оценивал бы запас времени на планирование новой жизни, если бы знал об одном разговоре, напрямую его касавшемся. Разговор состоялся за семьдесят часов до того, как прогулочная лодка затеяла неудачный абордаж, и происходил в нескольких сотнях миль от набережной Малой Невы.
Беседовали двое.
Первый из собеседников мог бы показаться ряженым: алый бархатный камзол с отложным воротником, с шеи на массивной золотой цепи свисает массивный медальон, высокие ботфорты со шпорами, тоже, очевидно, золотыми.
Но актёром костюмного фильма или же реконструктором обладатель камзола и шпор не выглядел. Архаичный костюм смотрелся на нём естественно, как повседневная одежда, да к тому же идеально гармонировал с обстановкой: со сводчатым потолком и со стенами, облицованными грубо тёсанным камнем, с пылающим камином, украшенным решёткой ручной ковки, с огромным, очень массивным столом морёного дуба.
Его визави, наоборот, выглядел чужеродным вкраплением в интерьер: белый костюм, сшитый идеально по фигуре, элегантные туфли, стильный галстук… Элегантная заколка для галстука и массивная рыцарская цепь пришли из разных эпох, разделённых пятью, а то и шестью веками, но хронологический разрыв не мешал собеседникам находить общий язык.
После того как была обсуждена проблема, ставшая причиной и поводом для встречи, рыжеволосый хозяин предложил «просто поболтать» за бокалом вина. Гость с удовольствием принял предложение, собеседники переместились к камину, откупорили бутылку старого красного, хозяин выслушал короткий, но в меру витиеватый тост в свою честь, бокалы соприкоснулись, вино было отпито, официальная часть беседы окончательно умерла, и гость, прищурившись на горящие поленья, вспомнил об одном пустяке:
— Чуть не забыл, Франц… Вас интересует свежая информация о Кемпиусе де Шу? Рыцаре, если не ошибаюсь, ложи Мечей…
— Он давно вычеркнут из списочного состава ложи.
— Я имел в виду его происхождение.
— Я знаю, что вы имели в виду, Сантьяга.
Франц де Гир, Великий магистр Ордена, не разозлился, но чуть поджал губы, показывая комиссару Тёмного Двора, что тема не особенно ему приятна, сделал ещё глоток вина и неохотно протянул:
— Де Шу зимовал на Гоа, а после вернулся в Европу. Мы не следим за ним специально.
— Но вам известно, где он зимовал. — В чёрных глазах нава блеснул весёлый огонек.
— Его видели, — скупо ответил Великий магистр.
— И доложили вам.
— Кемп — чуд, рыцарь… — Де Гир вздохнул и добавил вина себе и гостю. — Его одолевают страсти, но мы верим, что он одумается и вернётся в Орден. Мы все этого хотим.
Жителей Тайного Города — поселения древних рас, скрытого среди стен и шума Москвы, — было мало, гораздо меньше, чем хотелось их вождям, и потому Великие Дома искренне беспокоились о судьбе каждого. Рыцарь де Шу пошёл против правил, дерзко пошёл, но его всё равно считали своим.