Дураки умирают
Шрифт:
Именно после одной из таких вечеринок меня первый раз прихватило. Я проснулся в два часа ночи от дикой боли в животе и спине.
Врача я позволить себе не мог, поэтому на следующий день поехал в госпиталь для ветеранов. Целую неделю они меня обследовали, сделали рентген, взяли все анализы. Ничего не могли найти, но случился новый приступ, и по симптомам у меня диагностировали камни в желчном пузыре.
Неделей позже я вновь оказался в госпитале с третьим приступом, и меня накачали морфием. Два дня я не ходил на работу. А за неделю до Рождества, когда я заканчивал вечернюю работу (не упомянул, что по вечерам работал в банке, чтобы купить детям подарки к Рождеству), желчный пузырь снова дал о себе знать. Да еще как. Боль буквально валила с ног, но я решил, что смогу добраться до госпиталя для ветеранов на Двадцать третьей улице. Взял
Теперь я видел рождественскую гирлянду в витрине ближайшего магазина. Боль чуть поутихла. Я лежал, кляня свое незавидное положение. А ведь я — писатель, у меня опубликован роман, один критик назвал меня гением, надеждой американской литературы, и теперь гений, как дворовый пес, умирал в канаве. И моей вины в этом не было. Умирал потому, что на моем банковском счету не было денег. Потому что, по большому счету, всем было наплевать, жив я или мертв. Жалость к себе подействовала не хуже морфия.
Не знаю, сколько времени потребовалось мне, чтобы выбраться из канавы. Не знаю, как долго я полз до входа в госпиталь, но в конце концов оказался в кругу света. Меня положили на каталку, отвезли в приемный покой, я отвечал на вопросы, а потом, как по мановению волшебной палочки, очутился в теплой, белой постели. Боль прошла, сменившись сонливостью, и я знал, что мне сделали укол морфия.
Когда я проснулся, молодой врач считал мне пульс. Я уже имел с ним дело и знал, что его фамилия — Коэн. Заметив, что я открыл глаза, он улыбнулся.
— Вашей жене уже позвонили. Она приедет, как только отведет детей в школу.
Я кивнул.
— Надеюсь, что смогу обойтись без операции до Рождества.
Доктор Коэн на несколько мгновений задумался, а потом радостно воскликнул:
— Мне представляется, что одна неделя погоды не сделает. Я назначил операцию на двадцать седьмое. Вы можете прийти на следующий день после Рождества, и мы подготовим вас к операции.
— Хорошо, — ответил я. Я ему доверял. Он убедил администрацию госпиталя до операции лечить меня амбулаторно. Только он понял меня, когда я сказал, что не буду оперироваться до Рождества. Я запомнил его слова: «Я не очень понимаю, зачем вам это нужно, но я на вашей стороне». Я не мог объяснить, что до Рождества должен работать в двух местах, чтобы мои дети получили игрушки и по-прежнему верили в Санта-Клауса. Тогда я нес полную ответственность за членов моей семьи и их счастье. Кроме жены и детей, у меня никого не было.
Я всегда буду помнить этого молодого врача. Выглядел он как киношные доктора, только держался куда как более просто. Он отправил меня домой, накачав морфием. Но у него были на то свои причины. «Послушай, ты слишком молод, чтобы иметь камни в желчном пузыре, и анализы ничего не показали. Мы исходили исключительно из симптомов. И только операция даст однозначный ответ. Но я хочу, чтобы ты знал: других причин для болей нет. Я все внимательно посмотрел. Когда вернешься домой, ни о чем не беспокойся».
В тот момент я понятия не имел, что означали его слова. И лишь где-то через год до меня дошло, что он опасался найти у меня в животе раковую опухоль. Поэтому и не хотел оперировать меня за неделю до Рождества.
Глава 06
Я рассказал Джордану, Калли и Диане, как мой брат Арти и моя жена Вэлли приезжали ко мне каждый день. Как Арти брил меня и отвозил Вэлли домой. А в это время его жена приглядывала за моими детьми. Я заметил ухмылку Калли.
— Так что этот шрам — результат операции, а не автоматной очереди. Будь у тебя хоть капля ума, ты бы понял, что с такими ранами не живут.
Калли продолжал ухмыляться.
— Тебе не приходило в голову, что твои брат и жена после отъезда из госпиталя где-нибудь трахались, а уж потом отправлялись домой? Может, поэтому ты ее и оставил?
Я смеялся до слез и понял, что должен рассказать им об Арти.
— Он очень красивый парень. Мы похожи, но он старше. — По правде говоря, я лишь отдаленно напоминал Арти. Слишком толстые губы. Слишком запавшие глаза. Слишком большой нос. Я выглядел слишком уж здоровым. Я сказал им, что женился на Вэлли потому, что из всех моих подружек только она не влюбилась в Арти.
Мой брат Арти невероятно красив. Глаза как у греческих статуй. Я помню, как девушки, когда мы оба были холостяками, влюблялись в него, плакали, угрожали покончить с собой, если он уйдет. Он из-за всего этого очень переживал. Потому что не понимал, в чем, собственно, дело. Он не видел своей красоты. Даже комплексовал из-за того, что роста он небольшого, а руки и ноги миниатюрные. «Как у ребенка», — с обожанием прошептала однажды его пассия.
Арти пугала его власть над женщинами. Он даже стал ее ненавидеть. Я бы от такой власти не отказался, но девушки никогда не влюблялись в меня так, как в него. Очень мне недоставало тогда этой влюбленности, не требующей никаких усилий, не вызванной добротой, характером, остроумием, интеллигентностью, обаянием. Короче, мне хотелось, чтобы меня просто любили, чтобы мне не приходилась завоевывать любовь или работать ради нее. Я любил эту влюбленность так же, как любил деньги, которые выигрывал, если мне везло.
Но Арти принялся носить одежду, которая ему не шла. Покупал исключительно строгие, консервативные костюмы. Всячески старался скрыть свое обаяние. Расслаблялся и становился самим собой только в компании дорогих ему людей, которым он полностью доверял. Во всех остальных случаях держался серым мышонком, никого не подпуская к себе. Но иной раз и это не срабатывало. Поэтому он женился молодым и стал, возможно, единственным верным мужем во всем Нью-Йорке.
Работал он химиком-исследователем в Федеральной администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами. [4] Естественно, в него влюбились все его коллеги женского пола и лаборантки. Лучшая подруга его жены и ее муж завоевали-таки его доверие, и в течение пяти лет эти две пары практически не разлучались. Арти потерял бдительность. Он им уже полностью доверял. И показал себя во всей красе. Лучшая подруга жены влюбилась в него, развелась с мужем и во всеуслышание объявила о том, кто ее новый избранник, доставив Арти немало хлопот и вызвав подозрения жены. Впервые я увидел, что он зол на жену. И злость его разила наповал. Она обвинила его в том, что он поощрял влюбленность подруги. На что он ответил леденящим душу голосом: «Если ты так думаешь, убирайся из моей жизни». Ответ этот настолько с ним не вязался, что у жены от угрызений совести едва не произошел нервный срыв. Я думаю, она рассчитывала, что он признает свою вину и у нее появится возможность хоть в чем-то прищучить его. Потому что он обладал над ней безграничной властью.
4
Администрация по контролю за продуктами питания и лекарствами — подразделение в структуре Министерства здравоохранения и социальных служб, в задачи которого входит контроль за чистотой и безопасностью продуктов питания, лекарственных препаратов и косметических средств, поступающих на рынок, и за соблюдением законодательства и стандартов в этой области. Известно строгостью контроля: принимает жесткие меры наказания за продажу некачественной и вредной для здоровья продукции. Создано в 1906 году.
Она знала его тайну, как знал ее я и еще несколько человек. Он терпеть не мог причинять боль. Кому угодно, душевную или физическую. Он не мог никого ни в чем упрекнуть. Вот почему он так ненавидел женщин, которые влюблялись в него. Я думаю, мужчиной он был чувственным, который мог бы любить женщин и наслаждаться их любовью, но он не выносил конфликтов. Кстати, и его жена говорила, что в семейной жизни ей недоставало одной-двух хороших ссор. Не то чтобы она не ссорилась с Арти. Такого просто быть не могло. Но она говорила, что все эти ссоры заканчивались одинаково. Она давила, давила, давила, а потом он срезал ее одной короткой фразой. Она начинала рыдать, и ссора сходила на нет.