Дури еще хватает
Шрифт:
Приехали в дом Джима, это уже традиция, чтобы поглотить потрясающий завтрак, приготовленный его прелестной женой Хильдой. Обилие апельсинового сока, кровяная колбаса, ветчина и так далее. Как обычно, просидели около часа, разговаривая, меня вводили в курс неотложных проблем университета (в настоящий момент таковые, слава богу, отсутствуют), затем я отправился с моим первым «визитом». Я сам ввел этот обычай — при каждом заседании совета мне показывают пару факультетов. Несколько отдает принцем Уэльским, но всем вроде бы нравится, а я нахожу это «совершенно очаровательным».
По пути мы заехали в логово Айеши, потому что она обещала своим соседкам по квартире привезти меня туда. Они, как оказалось, еще не встали — пара светловолосых красоток, типичные растрепанные студентки. Такие милые. Пока они продирали глаза, я пил кофе. Первым портом захода стал факультет бухгалтерского учета и бизнеса. Не такое волнующее, как вы, может быть, думаете, место, однако глава факультета Боб Лайон был дружелюбен и все его сотрудники тоже. Встретился с международной группой студентов, до смешного похожей на ООН: Шри-Ланка, Саудовская Аравия, Бангладеш и так далее. Компьютерный умелец, бородатое чудо по имени Роз, показал мне компьютеры, мы немного полазили по интернету, отыскивая следы Дугласа Адамса. Кофе в преподавательской, разговоры, после чего я улизнул на факультет политики и социальной политики. Снова очень дружелюбные люди. Смотреть тут, в сущности, не на что, не то что на факультетах, которые я посещал раньше, там можно было потаращиться на медицинское оборудование, лаборатории и так далее, однако люди очаровательные. Довольно левых взглядов, что для Данди редкость. Сколько я знаю, из этого университета вышли Чарлз Кеннеди и Джордж Роберстон {137} . Меня нагрузили книгами и брошюрами.
137
Чарлз Питер Кеннеди (р. 1959) — британский политик, член Либеральной партии, затем партии Либеральных демократов, самый молодой член парламента (избран, когда ему было 23 года). Джордж Истли Макнилл Робертсон (р. 1949) — британский политик, член Лейбористской партии, с 1999 по 2004 год — Генеральный секретарь НАТО.
Уже полдень, пора посетить главу университета Майкла Хамлина. Выглядит он плоховато: какой-то отек под подбородком, припухлости вокруг глаз. Человек, я так понимаю, нездоровый. В конце года он уходит в отставку. Мы проговорили три четверти часа, он, как обычно, называл меня «Саймоном».
Пришло время предваряющего заседание ленча. Сидел рядом с каким-то ослом, имени не запомнил, обычная резиновая курятина и распадающийся на фракции майонез. Да поможет им бог. Затем, в 2.00, дальше тянуть было невозможно, началось заседание совета. Засыпал трижды. В первый раз меня разбудил сидевший рядом Джим Дункан, в остальные два — смена одного голоса другим или что-то еще. Нет на свете ничего столь до онемения задницы скучного, как комитет ученых мужей, обсуждающий университетские дела. Единственным, что меня за это время взбодрило, было негодование, с которым обсуждалось письмо некоего онколога, интересовавшегося, чем может университет оправдать — в моральном смысле — выделение курительных комнат, которые способствуют «распространению наркомании среди студентов». Я вас умоляю.
Заседание закончилось в рекордный срок — за два часа. Мне осталось убить час до моего назначенного на 5.00 выступления перед первокурсниками. Мы пошли в «Бар Пита», это наверху здания Студенческого союза, выпили немного скотча. Вокруг нас толпились студенты, все как один очаровательные. К 5.00 я пришел в «Клуб усопших», где собрались, чтобы послушать своего ректора, сотни студентов. О необходимости выступить я узнал лишь этим утром, времени на подготовку у меня не было, пришлось импровизировать. Я сказал им, что нет на свете ничего менее привлекательного, чем молодой человек, напяливший маску жесткого цинизма, — я, мол, все уже повидал и знаю настоящую цену этому миру. Сказал, что их непременный долг каждое утро смотреться в зеркало, убеждаясь, что лица у них прелестные, открытые, добрые и улыбчивые.
Проговорил целый час; вышло, по-моему, неплохо. Затем еще час в баре, перед обедом, который дали в мою честь сами милейшие студенты. Для определения участников обеда они тянули жребий, поскольку не хотели, чтобы собралась неуправляемая толпа. Как и всегда, corpus studenti испытывал, похоже, горячее желание напоить меня в лоск. Моя задача была такой: переходить от стола к столу и отсиживать с каждой студенческой компанией достаточно долгое время. Все были очень любезны и радушны. В конце концов Джим и Дуги (Айеша к этому времени нализалась) проводили меня, пошатывавшегося после выпитого и втянутых в нужнике пары дорожек, на вокзал. Времени было 10.55. Заснуть сумел сразу, несмотря на дороги, кокаиновые и железную, что было своего рода чудом.
Проснулся в 7.00 на Юстоне. Такси в Сент-Джеймс, два часа в кровати, потом вылез — и на озвучку. Такие дела. Вернулся в одиннадцать, почта, чашка кофе и такси на Уайтфилд-стрит ради четырехчасовой фотосессии для обложки «Гиппо» и рекламных материалов.
Все неплохо: очаровательный фотограф Колин Томас, Марк Мак-Каллум и Сью Ф. [151] , старые друзья. Попробовали различные варианты — я выхожу, весь в мыле, из ванной комнаты и так далее. Надеюсь, получится не слишком вульгарно. Книга все-таки не об этом. По крайней мере, я так думаю…
151
Рекламный агент и редактор, соответственно, издательства «Хейнеманн», в котором выходит «Гиппо» (прим. СФ).
Развязался в половине третьего, страстно желая вернуться домой и подготовить речь. Уже в такси, которое везло меня к Сент-Джеймсу, сообразил, что оставил в студии плащ — а в его кармане ключи. Жопа.
Зашел к нашему замечательному местному парикмахеру, позвонил Колину Т., попросил мигом отправить все с таксистом. Сью, Марк и я засели в пабе «Красный лев», заказали по полпинты «Гиннесса» и так далее. Такси приехало, я снова в деле.
Речь, по-моему, получилась. Правда, времени на ее заучивание у меня нет, придется читать по бумажке. Не идеально, но сойдет. Около шести сорока пяти появляется Алиса Фэй, совершенно потрясающая в бесконечно элегантном и прекрасном платье от Старжевски. Мы проглатываем по джину с тоником, садимся в машину и едем в «Одеон Лестер-сквер». Толпа, естественно. Очаровательная старая курица по имени Ширли встречает нас и проводит за кулисы, вернее, за экран. Слоняюсь там, пока трубачи продувают свои трубы, а экран показывает одну знаменитость за другой. Наконец появляются члены королевской семьи.
Фанфары, государственный гимн, я выхожу на сцену и произношу приветственную речь. Говорю о Благотворительном фонде кино и телевидения и его «работе». Принимают речь вроде бы хорошо. Затем меня проводят на мое место в королевской ложе, я смотрю фильм, который мне, должен сказать, понравился. Он очень старательно выписан, но хуже от этого не стал. Интеллигентный и, по большей части, гуманный, с лучшей, попросту говоря, детской ролью, какую я когда-либо видел. По-настоящему блестящий мальчишка Ник Стал {138} , совершенно замечательный, ничем не хуже Джоди Ф. в «Таксисте» {139} . Ну и Мел Гибсон — прекрасная игра, хорошая режиссура. Фильм не из великих, не культовый, но достойный: им можно гордиться.
138
Стивен смотрел режиссерский дебют Мела Гибсона, фильм «Человек без лица» (1993), в котором дебютировал американский молодой актер Ник Стал (р. 1979).
139
Речь про Джоди Фостер (р. 1962), сыгравшей в 14 лет в фильме Мартина Скорсезе «Таксист» (1976), за эту роль она была номинирована на премию «Оскар».
Едва все закончилось, как меня погнали вниз, на встречу с П. У. Он повел себя совершенно по-приятельски, спросил: «Вы ведь сами написали речь, верно?» «Верно, сэр», — ответил я. Он: «Мел Гибсон спросил у меня, сами ли вы ее написали, и я гневно ответил: конечно сам!» Я представил его Алисе Фэй, они поговорили немного о Клизе и «Франкенштейне».
После того как ЕКВ удалился, мы отправились машиной на прием в «Планете Голливуд». Выпили водочки, затем поехали в «Плющ» поужинать. Честно говоря, приемы в «Планете Г». ужасны. Поужинали хорошо. Поговорили. Алиса Фэй сказала, что мои короткие сочинения нравятся ей (и Джону) больше, чем мои же романы. Меня это сильно уязвило. Я чувствовал, что «Лжец» из тех вещей, которые должны не нравиться Клизу, поскольку, несмотря на его комический гений, а может, и по причине оного Джон не понимает одной глубокой истины: комические вещи гораздо серьезнее серьезных. Серьезнее и правдивее. Такова плата за его комедиантство, и она же отражается в его нелепо завышенной оценке абстрактных спиритуалистских писаний наподобие «Тибетской книги мертвых», сочинений Гурджиева, Коэльо и прочего вздора. Если бы он почитал настоящих мистиков наподобие автора «Облака незнания» или матери Юлианы, то знал бы, что абстракция и витающее в облаках мышление чужды подлинной духовности. Я попытался внушить кое-что из этого Алисе. Не знаю, многое ли она поняла. Однако на себя я разозлился — за эту самую уязвленность. Лег поздновато.
Какой странный день. Начался он рано. До ужаса. Начался с «Большого завтрака» на «Канале-4». Я согласился прийти на него, чтобы помочь раскрутке «Перудо». Космо Фрай попросил, а я, бесхарактерный болван, согласился. По пути туда пребывал в брюзгливом настроении… черт бы их всех… Чтоб тебя! К тому же я знал, что, когда все закончится, мне придется запрыгивать в другую машину и лететь аж в Уондзуорт, чтобы снова позировать Мэгги.