Дурни Вавилонские
Шрифт:
— Я спрятал это в яме за огородами и забросал ветками.
— Может быть, я сошел с ума? Нет, похоже, всё верно — я сошел с ума. Иначе и быть не могло. Вам раздавали какие-то длинные, длинные, а у меня в это время помутился рассудок…
Он тихо засмеялся.
— Их не раздавали, мы сами взяли их, — объяснил я. — Мы с тобой братья — и у меня помутился рассудок. Скажи, тебя когда-нибудь целовала девушка в губы?
— Да… целовала… А ты откуда знаешь? Ты подглядывал?!
И я всё понял.
— Гамид,
— Нет! Я знаю, что она уже не девица! И у нее грубая кожа на руках и на плечах!
— Так в чем же дело?
— Не знаю… она умна, может быть, это?.. Она даст мне то, чего не даст хорошенькая подавальщица из харчевни, она приведет меня на верхние ярусы…
— Подавальщица из харчевни будет тебя любить, а эта… выполняет чьи-то приказания!
— Какие приказания?
— Откуда я знаю!
— Нет никаких приказаний — просто она убежала от своего хозяина, от того мужчины, чтобы встретиться со мной.
— Она не убегала от него.
— Ты ничего не знаешь. Она получает деньги за то, что вербует парней, и очень много заработала, когда сумела увести из Нашей Башни разумных — Амалека Бади и Ровоама Бубу. И она опять вернется в город, чтобы найти еще парней, — нужны носильщики и очень быстроногие мальчишки. Но ей нужны деньги, чтобы стать главной жрицей.
— Кем?
— На восемнадцатом ярусе будет храм Асторет, сейчас она уже заказала для него изваяния. В нем будет не меньше двенадцати жриц, она — главная. Но нужно много денег. Потом, когда храм откроется и в нем будут проводить обряды, вложенные деньги вернутся.
— Она все-таки жрица?
— Да.
— Значит, она никогда не выйдет замуж?
— Не знаю…
Я тоже не знал. И мы сидели на темной лестнице, и мне было немного стыдно за то, что я могу жениться на Лиш и быть с ней счастливым, а Гамид жениться на Таш не может.
— Пойдем наверх, — сказал я. — Мы переночуем в моем углу. У меня там припрятаны сухие лепешки и орехи.
— Нет, я пойду к нашим. Пора спать. У них я сразу засну, а с тобой буду еще разговаривать.
— Как знаешь… Тс-с-с…
Я не сомневался, что в Другой Башне водятся крысы. Где запасы зерна, там и они. Я только не знал, что они так громко скребутся.
— Вот тут, — Гамид показал на стенку.
— Странно. Обычно зерно хранится возле харчевен и пекарен. Мы сейчас на уровне самого первого яруса, тут ничего похожего нет, — сказал я.
— А может, есть, только мы не знаем. Молчи…
Мы прислушивались очень старательно. За стенкой что-то грохнуло.
— По-моему, эти крысы
— По-моему, эти крысы разговаривают…
— Знаешь, кто это может быть?! Тот подлый землезадый червяк, который наврал нам про кашу! Ему ведь негде жить, и он ищет себе убежище во всяких тайных уголках! — воскликнул я.
— Прекрасно, брат! Вот тут он нам и попался! — прорычал Гамид, разом вспомнивший свой позор. — Как бы его оттуда вытащить? Знаю! Жди меня здесь и слушай внимательно, я сейчас прибегу.
— Но он там не один!
— Мы возьмем его женщину и на деревенский, и на городской лад!
Я сильно сомневался, что это жалкое существо обзавелось женщиной. Скорее уж к нему прибился такой же, как он сам, горемыка, не имеющий жилья.
Замысел Гамида стал ясен, когда мой брат примчался с киркой и лопатой. Он притащил их из будки, где хранили свое имущество землекопы, углубляющие и расширяющие ров.
— Ты украл разум у дикого осла? — спросил я. — Ты хочешь прокопать дыру? А если тут за слоем глины — камень? А если ты обрушишь лестницу?
— Скажи еще — обрушу башню! — огрызнулся он. — Беги наверх, добудь светильник. Я проучу его!
Желание Гамида было мне понятно, я только сомневался, что он доберется до того мерзавца. Вряд ли мерзавец станет ждать, пока мы вылезем из прокопанной дыры и схватим его. Но за светильником я пошел.
Наверху все уже спали, и хорошо еще, что дверь оставили открытой для меня. Один лишь Бубук сидел в закутке со светильником и читал таблички.
— Ты что не ложишься? — спросил я.
— Я думаю, — ответил мальчишка. — Вот, смотри, тут про евнухов в храме Асторет.
— На что они тебе?
— На восемнадцатом ярусе будет храм. Я говорил со жрецами. Вот думаю — не пойти ли мне в евнухи?
Дурь Гамида, собравшегося ночью прокапывать дыру в стене, показалась мне мудростью по сравнению с дурью Бубука.
— Покажи мне жреца, который тебе это предложил, — сказал я. — Мы с братьями оторвем ему ноги, и зажарим, и заставим его их съесть.
— Евнухи очень хорошо живут, у них у всех золотые ожерелья, а в храмовом хранилище множество табличек.
— Разве мужчине нужны в жизни только таблички?
— Ты про женщин? Они все дуры.
— Поговорим об этом завтра, — и я, твердо решив пожаловаться на жрецов господину Осейфу, зажег огонь в светильнике и пошел вниз.
Гамид ковырялся в потемках. Хорошо еще, что он не догадался наугад бить киркой в стенку. Обязательно бы ударил себя по ноге.
— Там кто-то есть, он то появляется, то исчезает, — прошептал Гамид.
— Тогда это не наш подлец. Наш бы улегся, заснул и захрапел.
— Но кто это? И чего ему нужно на нижнем ярусе?