Душа неприкаянная
Шрифт:
— А от чего удерживают, — продолжал старик, — на этот вопрос правильного ответа нет… и быть не может. Священники говорят про рай и ад, но сам я в это не верю. Потому что подтвердить это некому. Ну и насчет «зачем», о, друг любознательности. Создать Кристалл и поймать в него душу, не успевшую уйти в небытие, меня попросил один благородный господин.
— Благородный? — переспросил я не без скепсиса.
— Благородный и благодарный своею щедростью, — уточнил старик.
«Все понятно, — подумалось мне на сей счет, — кто платит, тот у нас и благородный». А вслух поинтересовался:
— И
На мысль о джинне меня подтолкнула внешность старика. Как и его манера изъясняться.
— Джинн? — переспросил старик, хитро прищурившись, — и как это я сам не додумался?.. Но вот насчет желаний ты ошибаешься, о, безнадежный юнец. Кое-что ты можешь… недоступное нам, живым.
— И что же это?
— Быть неуязвимым, — голос старика прозвучал как-то торжественно, — безнаказанным… для простых смертных. Они тебя не видят и не слышат. Зато ты, незаметно от них, можешь делать, что угодно. В пределах человеческих возможностей, конечно.
— Манипулировать предметами материального мира, — на лету сложилась у меня в голове формулировка, хоть мудреная, но корректная и точная, — ну, все понятно.
А понятной мне стала реакция Леньки-Академика. Ну, когда я тумбочку открывал, да пакет брал. Представляю, как это выглядело с его стороны. Сперва выдвижной ящик открылся-закрылся — сам по себе. Потом пакет из «Липучки» воспарил в воздух. Ну а в довершение неведомая сила толкнула беднягу соседа. Опрокинув на пол. Вот, наверное, несчастный сосед и повредился рассудком.
А еще нашлось неплохое объяснение такому феномену, как «полтергейст». Возможно, тоже чья-то беспокойная душа озорует. От скуки, например.
— И все равно… странно как-то, — проговорил я, — чтобы кто-то платил за невидимку… на фига это кому-то надо? Друзей разыграть? Напугать кого-то.
— Это вряд ли, — непривычно коротко отвечал старик, — но вот как насчет… взять чего-нибудь? Достать то, до чего живым добраться трудно.
— Проще говоря, украсть, — сказал я, начиная догадываться, о каком «благородном господине» идет речь. Вовсе не о богатеньком Буратино, решившем порадовать избалованное чадо волшебной игрушкой.
А цепкий глаз меж тем успел приметить черный джип, припаркованный невдалеке от общаги. Как и троих молодчиков рядом с ним. Двух бритоголовых детин; одного роста, комплекции и в одинаковых коротких кожанках они казались похожими как близнецы. А еще невысокого и плотного мужчину средних лет. Этот, последний, предпочел классический костюм. Без галстука только.
Место, где меня высадили, я назвал сам. Торговый центр «Липучка». Невысокий плотный человек, представившийся как Алик Бурый, окрестил эту затею с циничным простодушием: «тренировка». Верховодил в этой, далеко не честной, компании, кстати, именно он.
По давно знакомому залу торгового центра я шел теперь робко и неуверенно. Первый человек на Луне, наверное, чувствовал в себе больше решимости. Я глазел по сторонам, блуждая между стеллажами. И привыкал к новым ощущениям. К обещанному чувству безнаказанности… а также к новому взгляду на мир.
Собственно, привычная всем живым реальность для меня все больше казалась чужой. И не только в мыслях и эмоциях. С каждой минутой глаза видели окружающий мир все более серым, тусклым и плоским. И безжизненным — сколь бы парадоксально это ни звучало.
Люди, пришедшие в «Липучку» за покупками, казались мне одинаково смутными темными силуэтами. Вроде дождевых туч, по капризу природы принявших человеческие очертания. Поведение было под стать. Без видимых признаков разумности плыли они по залу. Некоторые силуэты казались светлее. И принадлежали, как правило, детям.
Голоса живых звучали глухо и почти неотличимо один от другого. Зато неодушевленные предметы, вроде банок и упаковок, выглядели вполне четко. Едва ли не как прежде… но не совсем. Потому что в целом интерьер казался мне плоской, лишенной красок, картинкой. Сродни снимку на плохую камеру. Еще, я слышал, примерно так видят мир кошки. Ох уж эти британские ученые!..
Волшебник… ах, пардон, алхимик по имени Аль-Хашим объяснил перемены в моем восприятии так. Я слишком долго находился за пределами Кристалла Душ. Из-за чего, начал стремительно терять связь с миром живых. Собственно, не исчез, оставшись бродить по свету, я именно благодаря этому Кристаллу. Угодив в него в момент смерти. Однако очень скоро сбежал.
«Ненадежный он, — не смог удержаться от жалобы Аль-Хашим, — да простят меня потомки и благородный господин! Но я сделал, что мог. Счастье, что единожды побывавшую в нем душу Кристалл уже не забывает. Только так и нашли тебя, о, безнадежный юнец».
«Ага, — вторил Алик Бурый, — как легавые… след взяли!»
«А почему, интересно, изнутри Кристалл выглядел как старинный дом? — уловив, о чем идет речь, спросил тогда я, — в стиле примерно девятнадцатого века? То ли барская усадьба, то ли жилище купца. И без входной двери!»
Мне и вправду было интересно. Только ответ алхимика оный интерес почти не утолил.
«Входной, а вернее, выходной двери в нем быть не полагалось, — сухо молвил Аль-Хашим, снова ненадолго отринув свою фирменную витиеватую манеру, — душа покидает Кристалл только по воле хозяина. С его позволения… в теории, по крайней мере. А вот насчет внутреннего убранства — если честно, не знаю. Никогда его не прорабатывал. Так что, о, безнадежный юнец, задай этот вопрос себе. Потому что, обживая Кристалл, души изменяют его внутренний образ под свои устремления».
Действительно, нашел же я, кого спрашивать. Об интерьерах «а ля рюсс, девятнадцатый век» — и у этого старикана с явно восточным колоритом. Видимо, образ старинных хором пропечатался где-то в глубинах моего подсознания. Под впечатлением от школьной экскурсии, например. Или целого пласта классической литературы родом из дворянских гнезд. Тургенева там, Льва Толстого…
Зато непонятности насчет исчезновения куртки старый алхимик разрешил с ходу. Не надо было мне ее вешать в шкафу. Как и вообще снимать. Ибо пресловутый Кристалл не только удерживал меня от падения туда, откуда нет возврата. Он же зафиксировал мой предсмертный образ. Как именно человека, а не бесплотной бесформенной сущности. Отделив же от себя часть этого образа, куртку то бишь, я самовольно его нарушил.