Душа
Шрифт:
Ромка не выдержал первым и, открыв правый глаз, недоверчиво посмотрел на папу.
– Начинайте уже, Николай Андреевич. Проведите со мной воспитательную беседу. Устройте выволочку. Накричите. Скажите, что так, как я живу, жить неправильно. Поругайте меня за драку, за грязный пол, за бездушное отношение к матери. Не стесняйтесь, Николай Андреевич, и ни в чём себе
Папа встал и потёр кулаком подбородок. Взял со стола пульверизатор, который я обычно использовала для глажки Ромкиных рубашек и, наполнив его водой из крана на кухне, побрызгал землю под увядающей хризантемой.
– Ветки здорово за месяц разрослись, – сказал он, потрогав листья. – Хорошо бы подрезать. Потом. Когда время будет.
Ромка открыл оба глаза и посмотрел на него с вызовом, дерзко, как раньше, тогда в десятом классе, когда только вернулся.
– Наташа любила эти горшки, вечно возилась с ними, хотя от них немного смысла. – Папа оставил поливку и вновь опустился на стул. – А ругать мне тебя не за чем, ты ведь теперь не мой ученик. Голова на плечах есть, аттестат о полном среднем образовании – тоже. Как жить и что делать, ты сам знаешь. Жизнь, в конце концов, это просто выбор. Бесконечная череда решений.
Желваки на скулах у Ромки заходили ходуном. Он сжал зубы, но взгляд не отвёл.
– Ты прости, что я раньше не заглядывал. Тяжело мне сюда приходить. В моём доме она была девочкой. В комнате по-прежнему куча мягких игрушек лежит. Вся кровать завалена, а здесь по-другому. Здесь Наташа превратилась в женщину. Комнатные цветы, сковородки, кастрюли, платья…
Уши у Ромки запылали, по лицу пробежала судорога. Папа снова встал, прошёл по ковру к моему креслу и поднял с пола балетки.
– Помнишь, – он улыбнулся и попытался расправить стоптанный задник, – как она сапоги в классе оставила, а ты принёс? Целый вечер меня тогда донимала: «Так это действительно Ромка мою сменку нашёл? Действительно, он?»
Папа настолько похоже изобразил мой голос, что я невольно рассмеялась. Ромка рассказал мне о найденной им обуви сам. Правда, только в марте. Я вновь
– Ладно, пойду я. Не буду тебя отвлекать, – папа подошёл к Ромке и аккуратно похлопал его по плечу. – Не переживай, поминки хорошо прошли. Посидели, вспомнили, – добавил он уже из прихожей.
– Она считала балетки оберегом.
Ромка встал с дивана и, прислонившись к батарее, посмотрел на берёзу, ветки которой в особенно ветреные дни касались оконной рамы.
– Что ты сказал? – Папа бросил ботинки на пол и вернулся в комнату.
– Она принесла их через неделю после свадьбы. Редко надевала: они порядком износились ещё в школе. Но она всё равно их любила. В них тогда домой пришла.
– Тебя она тоже очень сильно любила.
– Я всё время вижу её во сне. Каждый день. Порой мне даже кажется, что она рядом, здесь, со мной. Читает или что-то готовит на кухне, а потом я трогаю её половину кровати и не чувствую тепла. И тогда до меня доходит, что её больше нет и никогда не будет. Я не знаю, как дальше жить. Не знаю, что делать. Будто умер вместе с ней. Хожу как замороженный. В груди только боль и пустота. Кругом одна пустота…
– Время лечит любые раны. Жизнь скоро всё по местам расставит. Учёбу только не бросай.
– Я не хотел быть врачом. Это Наташка за меня решила.
– Найди то, что по душе тебе. Профессий много. Юрист, инженер, маркетолог… Выбирай любую.
– И кто из них умеет воскрешать мёртвых?
– Никто. – Папа мотнул головой. – Но у тебя нет за плечами миллиона долларов, на которые можно жить всю жизнь и не работать, да и мать твоя уже не девочка. Грузчиком ты долго не проработаешь. Грыжа, артрит… Жизнь – это выбор, сынок. Вот и сделай свой выбор. Но сделай его в сторону жизни, потому что Наташа, хотела бы, чтобы ты жил, а не чах как её хризантемы на окошке. Живи. И живи ради себя. Просто ради жизни, и постепенно в ней появится смысл…
Конец ознакомительного фрагмента.