Душные бандиты
Шрифт:
— Нет, я точно расслышала…
— Шучу. «Яко кадило пред Тобою» — вот точное звучание. Так что сей экзотический представитель фауны здесь тоже ни при чем… Что такое кадило, думаю, объяснять не надо?
Мария Даниловна насупилась и опорожнила бутылку, вылив к себе в рюмку последние капли. На тарелку с колбасой и сыром, жужжа, села муха. Машинально отогнав ее, Алексеев встал и собрался уходить:
— Ну хорошо. Славно скоротали вечерок, отметили… Мало ли, не скоро теперь увидимся… Давайте договоримся: каждый год восьмого сентября встречаться и отмечать, вспоминать былое…
— Думаете, целый год не встретимся? — ужаснулась пожилая женщина. — Вас что, в другое отделение переводят?
— Да нет, это я так… На всякий случай, — пожал плечами
— Там же, в деревне — ну, той, что неподалеку от не к ночи будь помянутого острова… Он всегда в это время там отдыхает… Клюква пошла, рыбку ловит… Я захожу иногда, цветы поливаю… Он мне ключи оставил…
— «Станция „Рыба“!» — засмеялся опер. — И клюква развесистая… До свидания! — он повернулся к выходу.
— Стойте, стойте! Еще тортик остался, возьмите, а? — окликнула его Мария Даниловна.
— Ну вы даете! — присвистнул Алексеев. — Что ж я, по-вашему, как в анекдоте: пришел с тортиком, ушел с тортиком… Обижаете!
— Так я же все равно не могу съесть!
— Ну, там срок годности два месяца. Будет повод все-таки зубы вылечить. Или соседей угостите… Шучу, — поспешно добавил он, увидев гримасу недовольства на лице собеседницы. — Да хотя бы эту вашу родственницу кормите… Счастливо оставаться!
Закрылась дверь; хозяйка принялась готовиться ко сну. Было поздно…
Поезд опаздывал. Самое обидное в этом было то, что Мария Даниловна разумеется, даже не догадывавшаяся, что ей предстоит затянувшееся ожидание, с трудом поднялась раньше обычного и поспешно принялась наводить порядок в комнате, желая произвести приятное впечатление на гостью… Но все валилось у нее из рук — не то от последствий вчерашнего вечера, не то от волнения перед неизбежной встречей… Убирая со стола грязную посуду, она зацепила рукой коробку с остатками вафельного торта, и тот, упав, покрыл пол мелкими хрустящими кусочками… Устранив неожиданное загрязнение, Мария Даниловна резко подняла голову и больно ударилась о край стола, отчего ее любимая чашка повторила судьбу торта… Справившись наконец с уборкой, она удовлетворенно отметила, что успевает еще сбегать в магазин за покупками, но ей не удалось тотчас же выскочить на улицу, поскольку пришлось чистить туфли, неизвестно почему не почищенные вовремя, а к длинному элегантному плащу, который женщина собралась надеть в этот пасмурный день, грязная обувь совершенно не подходила… Стремительно совершив набег в ближайший магазин, Мария Даниловна, не раздеваясь, бросила продукты прямо на стол и поспешила на вокзал, с ужасом воображая сцену, которую устроит ей встреченная с опозданием родственница…
…Меряя шагами пространство вокзала, Мария Даниловна почувствовала прилив голода и пожалела о том, что не успела, и, как оказалось, совершенно напрасно, позавтракать. Она сунула руку в карман плаща, пошарила по другим карманам — кошелька нигде не было. Женщина сообразила, что он, видимо, остался в сумочке, а та в свою очередь составляла компанию продуктам, купленным с утра. В очередной раз прокляв охваченную жаждой путешествий родственницу, Мария Даниловна бросила голодный взгляд на ларек, полный еды, даже самую дешевую из которой она не могла сейчас приобрести… Сглотнув слюну, она опустила глаза подальше от искушения, а именно вниз, и тут же на нее нахлынула радость. Совершив нелепый на первый взгляд скачок, она ловко поставила ногу на оброненную кем-то пятитысячную купюру, затем с достоинством наклонилась, будто перешнуровывая модный высокий ботинок, и аккуратно извлекла из-под подошвы деньги.
«Давно это мне так не везло! — удивилась она. — Та-ак… Полакомимся… шоколадкой или печеньем? Вот это — просто обожаю, бисквит с прослойкой… Черт! Зубы! Что, если заболят, от сладкого-то… Нечего запускать было, сиди теперь голодной!» Она с грустью попрощалась с изобилием товаров и вновь побрела по вокзалу. Наткнувшись на лоток с фруктами, она обрадовалась и, получив сдачу, с аппетитом впилась зубами в нежную мякоть банана, засунув еще пару в глубокий карман.
До предполагаемого прибытия поезда все еще оставалось много времени. В который раз скользнув глазами по вывеске, извещающей о проходящей тут же выставке рептилий, пожилая женщина сосчитала оставшиеся деньги и от нечего делать направилась туда.
Посетителей было крайне мало, и Мария Даниловна могла свободно любоваться отвратительными в большинстве своем тварями, а также насекомыми, почему-то тоже ютившимися под одной крышей с ними.
Первое, что она заметила и что поразило ее до глубины души, была маленькая коробочка из оргстекла, в которой лежали колоссальных, в сравнении с привычными, размеров тараканы. Любопытная пожилая женщина тихонько постучала пальцами по стенке — насекомые зашуршали и принялись копошиться… Ее передернуло, но, прочитав аннотацию, извещавшую о том, что в условиях свойственного Петербургу прохладного климата этот вид не приживется, она удовлетворила свою жажду знаний и перешла к следующим живым экспонатам выставки.
Равнодушно пройдя мимо красивых, но все же засушенных бабочек и хмыкнув при виде самых обыкновенных тараканов с воли, просто прибежавших погреться возле теплых аквариумов и террариумов, Мария Даниловна кружила по помещению, бегло читая названия заточенных здесь представителей фауны.
«С ума сойти, — качала головой она. — Рядом с домом, в двух, можно сказать, шагах от дома, точно такая же выставка! Сколько раз мимо ходила… При нормальном стечении обстоятельств меня на такое смотреть и калачом не заманишь…» Вспомнив о вкусном, она достала спрятанный про запас банан и чуть было не начала его чистить, но тут взгляд ее упал на обглоданную довольно приличных размеров кость, неизвестно кому принадлежавшую ранее, но теперь ее хозяйкой определенно была среднеазиатская гюрза, невзрачная на вид и, видимо, сытая. Потеряв аппетит, Мария Даниловна взглянула на часы и, обругав мысленно всех, начиная с министра путей сообщения и заканчивая советской властью вообще, снова принялась разглядывать экспозицию.
«Двупятнистые… узорчатые полозы… Серый варан… спит, счастливчик… Пятнистый… э-у-бле-фар! Ему бы в „Блеф-клубе“ играть! Вместе со своим однокамерником — длинноногим сциником… то есть сцинком… А, какая разница! Кто из них кто?» Мария Даниловна пристально вгляделась внутрь террариума, но различить из множества зарывшихся в песок ящериц, кто из них эублефар, а кто сцинк, так и не смогла. Кавказская жаба ее совершенно не заинтересовала, зато парагвайская анаконда, напротив, производила впечатление. «Черепаха болотная… Уж колхидский… Песчаная эфа… очень ядовитая… раз, два, целых три! А это почему закрыто бумагой? Унесли на реставрацию, что ли?» Она прочитала подпись: «Кобра среднеазиатская» — и тут же узнала, что вряд ли ей посчастливится взглянуть на нее, если она снова не найдет пяти тысяч, — как оказалось, змея агрессивна и легко травмируется от бросков на стекло, что, видимо, она предпринимает в отместку докучливым экскурсантам, а меньше чем за указанную сумму расстраивать это пресмыкающееся было нерентабельно…
Следующий экспонат, называвшийся «нильским триониксом», являлся гастрономической ценностью на своей исторической родине и внешне напоминал огромную черепаху, что не соблазнило голодную женщину, не любительницу подобных деликатесов.
В соседнем террариуме скучало существо, издали опознанное Марией Даниловной. «Ну, вот это — крокодил, ни с чем не спутаешь!» — подумала она и даже чуть-чуть обиделась прозванию, которое он официально носил. «Тупорылый крокодил! Сами вы тупорылые! Нормальное рыло… в смысле для крокодила… ну, может, только капельку…» Он был явно немолод и спокойно смотрел своими черными глазами прямо на посетительницу, казалось совершенно не видя ее. Даже змеи изредка делали хоть какие-то движения, он же лежал в воде совершенно не шевелясь. Его грубая костяная кожа, похоже, перенесла много испытаний — она была старой и загрубевшей. Торчавшие из закрытой пасти белые зубы были уже частично обломаны.