Два места в Чернобыле, пожалуйста
Шрифт:
– Юля, как думаете, какую дозу радиации мы получим? – поинтересовался пристроившийся рядом Артём.
– На экскурсионных маршрутах она чуть превышает допустимую, так что волосы у тебя не выпадут, не волнуйся, – успокоила я.
– А представь, если нам придётся с этих маршрутов сойти? – не унимался тот.
– Ну-у-у… Тогда ты, конечно, можешь искупаться в радиоактивной речке и пожарить заражённую рыбку, но только если тебе так хочется стать лысым и беззубым, – я с самым обыденным выражением лица пожала плечами.
Пейзаж за окном медленно менялся. Небольшие городки плавно перетекали в сёла, а сёла растворялись
– Ребята, сейчас мы на границе в тридцатикилометровую зону. Достаём пока паспорта и билеты, их должны сверить с базой данных, – громко сообщила Мария Васильевна, поднимаясь с сиденья и оглядывая нас из прохода. – Затем нужно будет подписать документ, в котором мы соглашаемся с правилами посещения.
– Пойдём, будешь подписывать отказ от поедания Чернобыльской землицы, – ткнула меня в бок подруга, вытаскивая наружу. Послушно протянув паспорта и пройдя контроль, мы загрузились обратно. Люди, не привыкшие вставать в шесть утра, сейчас хотели только одного – доспать то, что не успели до первой остановки. Однако спустя ещё полчаса нервный возглас Ирины Алексеевны ознаменовал конец поездки, заставив снова выбраться из автобуса на свет Божий и оглядеться по сторонам. Заброшенное село, со старыми, местами покосившимися, но хорошо сохранившимися домиками и всё ещё яркой, хоть и немногого облупившейся краской на резных окнах, с заросшими улицами и торчащими из земли досками, когда-то выполнявшими функции заборов, было каким-то чересчур тихим.
– Сюда, подходим поближе! – милая девушка с мягкими светлыми кудряшками и микрофончиком на воротнике водолазки помахала нам рукой, спеша приступить к началу экскурсии. Скучковавшись, мы замолчали, оглядываясь по сторонам. Из-за царившей вокруг тишины, нарушаемой только шелестом ветра в кронах деревьев, звонкий голос был хорошо слышен даже Витьку с Серёжей, совершавшим почти незаметные попытки заглянуть в окно дома, рядом с которым мы остановились.
– Итак, сначала я должна пояснить, где мы с вами находимся. Это село Залесье, одно из самых больших в Зоне, и мы уже совсем близко к Чернобылю. После аварии на станции, людей отсюда переселили в Новое Залесье. На момент катастрофы население составляло почти три тысячи человек, а после аварии здесь ещё проживало около двадцати самосёлов. Сейчас оно абсолютно необитаемо, поэтому мы сможем… Мальчики, мы сейчас все месте зайдём внутрь, не обязательно лезть через окно!
Один из самых хорошо сохранившихся домов отнюдь не выглядел так изнутри, зато в полной мере соответствовал атмосфере необитаемости. Большинство вещей, как выяснилось, потихоньку растащили, а на тех что остались, аккуратненько лежал толстый слой пыли.
Столпившись возле старого, завалившегося набок дивана, накрытого по-прежнему живописным ковриком с оленями, которые почему-то были перевёрнуты вверх ногами, и поводя кончиками пальцев по покосившемуся столу напротив, мы разбрелись по разным углам.
Вещи в большинстве своём были разбросаны. В доме явно частенько бывали, а за одним из поворотов на крючке даже висела практически новая тёмно-жёлтая рубашка. Однако старая советская посуда, кажется, с восемьдесят шестого года так и не поменяла своего расположения и мирно соседствовала с выцветшими газетами и маленькой,
В пыльном горшочке, оставленном под подоконником на батарее, прятался букет давно засохших, если уже не окаменевших ромашек, а под небольшим синим столиком, покрытом цветастой клеёнкой, как-то неестественно застыла, видимо, впопыхах сунутая туда табуретка того же цвета. Неподалёку, на маленьком, зачем-то выдвинутом в проход холодильнике, на который мы наткнулись уже на выходе, расположилась помятая коробка со старыми стеклянными ёлочными игрушками, укутанными в вату, чтобы не разбились.
– У моей бабушки есть такие. Из-за кошки на ёлку не вешаем, – я улыбнулась, кивнув на них подруге.
Село действительно оказалось довольно большим. Здесь ещё можно было полазить по заброшенным зданиям, аккуратно перешагивая через осколки стёкол и перепрыгивая дыры в разобранных полах, потому что, по словам экскурсовода, в большинстве других населённых пунктах в дома заходить было запрещено.
Уходить после рассказа о том, как тяжело проходила эвакуация ничего не понимающих людей, было как-то грустновато. Одичавшие огороды оставались такими же тихими, как и до нашего приезда. На заросших улочках, куда солнечный свет проникал лишь через листья деревьев, из-за чего принимал чуть более мягкий оттенок, было прохладно и как-то свежо. Мы вернулись к дороге, с которой, из-за обилия зелени, даже стоящие совсем близко дома можно было просто не заметить. Следующая остановка представлялась поводом сделать несколько фотографий…
Глава четвёртая
… Яркое солнце, приятно обжигавшее щёки, освещало вытоптанную полянку напротив кирпичной стелы, выкрашенной в белый цвет, с большими синими буквами с названием города. Ребята высыпали наружу, разбежавшись по пустынному шоссе в попытке размять ноги и заодно залезть на проходящую тут же трубу, подпёртую несколькими бетонными блоками.
– Нам тут счастливой дорого желают! – позвал Артём, обойдя стелу и рассматривая такие же тёмно-синие буквы с другой её стороны. – Чё, куда там дальше по плану?
– А дальше уже сам Чернобыль, – экскурсовод улыбнулась, подняв руку, чтобы мы собирались возле неё. – Сейчас по пути я вам всё расскажу. Пойдёмте.
Последний раз оглядев надпись, я задумчиво хмыкнула и вприпрыжку побежала за остальными.
– Город, в который мы с вами направляемся, до аварии был ничем не примечательным населённым пунктом. Имя города, вероятнее всего, образовалось от слова "чернобыльник". Дело в том, что в старину в простонародье так называли полынь. Надо сказать, что первые упоминания о нём датируются 1193 годом. Он перечислен в летописном «списке русских народов». В 1541 году он принадлежал Великому Княжеству Литовскому. В это время князь Фридрих Пронский построил недалеко от города целый замок, о котором вы почти наверняка не слышали. В начале семнадцатого века его реконструировали и превратили в хорошо укреплённую крепость.