Два одиночества
Шрифт:
Я улыбалась, со слезами на глазах благодарила Линду, забыв свою ревность и то, какими алчными глазами эта неистовая дама смотрела на МОЕГО любимого.
— Раз всё так удачно разрешилось, надо это отпраздновать, — бодро предложила шия Махтан, весело мне подмигнув.
— Я пас, — отозвался ши Тамино. — Меня семья ждёт.
Я вновь обняла его на прощание, несколько неловко вспомнив его странные поглаживания и слишком откровенные взгляды. После ухода друга Феликса янарат позвал всех в столовую, где нас поджидала Тамара, которая нервно расхаживала вдоль стола, поправляла то салфетки,
— Ну наконец-то! — взмахнула она руками, когда увидела нас и бросила к мужу. — Как прошло? Получилось?
— О да. Шиямата просто жуткая дамочка. Мне надо выпить и домой. Если бы ты, Тома, видела, что она заставила сделать Феликса у нас на глазах! Я думала, он её трах-м-м-м… Да что я такого сказала?! — возмутилась шия Махтан, когда ей удалось оторвать руку мужа от своего рта.
А я ловила на себе жалостливые взгляды женщин и улыбалась.
— Он бы не дошёл до этого. Феликс умеет заводить с пол-оборота любую женщину и заставить согласиться с ним на что угодно, даже на то, чтобы признаться во всех смертных грехах.
— Я бы на твоём месте ревновала его.
Линда явно не понимала меня. Хотя я и сама себя не узнала. Во мне царила эйфория от того, что скоро я увижу любимого, и странное опустошение, что всё наконец закончилось. Поэтому и реагировала заторможенно.
— Я и ревную, — не стала лукавить. — Как не ревновать, если он на всех так действует, даже на вас. Просто понимаю, что это нужно было для дела. Хотя очень хочется выпить, — со вздохом закончила, ощутив неприятный осадок. Вроде и победили, а в душе пепелище. И поможет только Феликс. Поскорее бы он прилетел.
— А долго до Шиянара? — спросила у наместника, тот пожал плечами.
— Часа два-три, смотря на чём лететь.
Я застонала в голос. Ещё три часа. Я же не выдержу! Сколько можно ждать!
Феликс
Никогда прежде у Феликса не было собственной женщины, той, которую он бы смело назвал своей. Та самая, которая всё понимала и прощала, та, которая любила и ждала, та, которая ради него способна вершить подвиги.
В его жизни женщин было много, даже слишком много. А затем появилась она — Виола. Та, которая открылась ему, словно врата рая. Виола, его маленькая покровительница, она сумела растопить его сердце, всколыхнуть его, пробудить от тяжёлого сна, вдохнуть жизнь. Она подарила его душе спокойствие, одновременно держала в напряжении, ведь в любой момент могла исчезнуть, как свет далёких звёзд.
Писака любовных романов, невинная пошлячка, для которой он стал проводником, ведущим её по тропе в сумрачный дремучий лес порока.
Он мысленно подгонял скайт, чтобы поскорее сомкнуть свои объятия вокруг неё. Ревность клокотала в душе альбиноса, стоило ему лишь вспомнить, как трогательно Виола смотрелась на фоне ши Тамино, и как тот ухмылялся, прижав её к себе. Ревность — колючее, горькое чувство. Оно било прямым ударом под дых, и перед глазами всё плыло в алом мареве. Виола, невинная и неискушённая, она даже не представляла, какой опытный искуситель, любитель жёсткого секса стоял за её спиной. И страшно становилось Феликсу от мысли, что она могла привлечь внимание такого извращённого манаукца,
И тем полнее стало его счастье, когда он вошёл в особняк янарата и наконец прижал к себе любимую, бегло оглядев присутствующих, отметив отсутствие ши Тамино. Кивнув янарату и его жене, Феликс крепко прижал Виолу к себе, прикрыл на миг глаза, слушал нежный голос, чувствовал её тепло, её всю, словно их сердца соприкоснулись, а страхи и волнения утонули в безграничном счастье. Любимая плакала, крепко обнимала за шею, уткнувшись ему в плечо, шептала слова любви. Казалось, само время остановилось, дав возможность им обоим побыть вместе, потеряться в своих чувствах.
Лишь намного позже, за праздничным ужином, после знакомства с четой Махтан, Феликс ответил на вопрос янарата по поводу свадьбы.
— Нам не нужно пышное торжество. Можно хоть завтра расписаться, да, Виола?
— Конечно, — кивнула та, а сама подкладывала кусочки птицы пожирнее ему в тарелку. Она решила окружить его заботой и нежностью, как в самый надёжный кокон, не отпускать, держась за руки, переплетая их пальцы.
— Тогда после обеда. Нам еще платье надо купить невесте, — предложила Линда, которая с любопытством разглядывала на Феликса вживую.
— Да, еще меню составить, — подхватила Тамара, переглянувшись с шией Махтан.
И лишь Виоле, казалось, было безразлично, в чём она собралась под венец, чем будет кормить гостей.
— У нас есть ещё свободные казённые дома, рады будем вашему переезду, ши Энтос.
— Ши Эйлонский, — поправил янарата Феликс, ласково улыбнувшись замершей от удивления Виоле.
— Уверены? — недовольно нахмурился Кошир. — Вы теперь не под юрисдикцией Шиянара и вправе оставить свою фамилию.
— Я хочу принадлежать Виоле всецело. Поэтому я возьму её фамилию.
Девушка в ответ всхлипнула, и Феликс погладил её по волосам. Какая же она сентиментальная, его писака эротических романов. Если бы мог, он сделал татуировку с её именем на теле, чтобы каждая знала, кто хозяйка его сердца, но, увы, кожа манаукцев слишком быстро регенерировала, не оставив даже шанса для этой идеи. Девчонка с вздорным характером, неизведанной глубиной души и недоступной для его понимания буйной фантазией, которая поражала Феликса и потрясала его воображение. Он готов был служить ей до самой смерти, любить её до последнего вздоха, дарить ей безграничное счастье, но крепко удерживать в своих объятиях.
Виола
Нам выделили комнату. Но я её даже толком не разглядела. Стоило только переступить порог, как Феликс обрушился на меня, впившись в мои губы поцелуем. Я застонала от желания слиться с ним, обняла за шею и благодарно замычала, когда любимый приподнял меня на руках, позволив охватить свои бёдра ногами. Да, так приятнее, намного. Спина прижалась к стене, подол платья задрался до самой талии. Прохладный воздух гулял по обнажённым бёдрам. Горячие пальцы на моих ягодицах. Всё правильно и верно. Всё так, как и должно быть. Мы вместе с любимым и желали одного и того же. Мои руки взбивали белый шёлк его волос. Я зажмурилась, чтобы согнать навернувшиеся на глаза слёзы радости, успокоения.